Array Сборник - Самому себе не лгите. Том 4

Богом бабочка забытая
Бьется в белое стекло,
Дверь в палату приоткрытая…
Время жизни истекло.
На ходу качалка шаткая,
В капельнице спит раствор,
Простыня крахмально-гладкая,
И потушен монитор.
Впереди замена быстрая —
Не упомнишь, кто сосед.
Комната стерильно-чистая,
На стекле пыльцовый след…

Мой порог затоптала беда,
Хоть стучалась к другим, не ко мне,
И казалось порою тогда:
Нахожусь я под градом камней.
Говорят, что нельзя принимать
Близко к сердцу печали других,
Но природа – суровая мать,
У нее нет «своих» и «чужих».
Каждый ждет, что ему повезет.
Я хочу, чтобы всем повезло,
И мечтаю: придет новый год,
Где лишь словом останется зло.

Я сижу на балконе на восьмом этаже,
Надо мною стрижи круги нарезают,
А в руках у меня свод стихов Беранже,
И я делаю вид, что его я читаю.
Хоть я в городе, воздух прозрачен и чист.
Поездов отдаленных слышны перестуки.
Со стихами моими в книжку вложенный лист —
В них почувствуешь грусть – наперсницу скуки.

Я писал их как будто на крутом кураже,
Строчки шустро с пера стрижами слетали,
Но в итоге – веселый лишь поэт Беранже,
На страничке моей – слезинки печали.
Мне наполнить, как он бы, бокальчик вина,
Мне б его оптимизма впрок поднабраться.
Понимаю, конечно, что моя в том вина:
За людей щемит сердце глупое, братцы.

Во дворе у поэта давно притулилась рябина.
Рядом яблони крона, и рябина почти не видна.
Во дворе он родном, но рифмует «рябина – чужбина»,
Одиноко поэту. Никогда не вернется жена.
Почему он в тоске? Почему душа так несчастна?
Или это уже не душа – половинка ее…
Когда жили вдвоем, были целым одним, что не ясно?
Назовите: любовь и судьба, остальное вранье.
Неподдельна тоска его в строчках стихов, да и в прозе.
Воскрешает талантом: иногда вот она у окна.
Глянет он: где, родная моя, ты, почившая в бозе?
Там рябина за яблоней, как всегда, почти не видна.

Я в лесу среди сосен душой оживаю,
Не могу надышаться тобой, хвойный рай,
Пусть и редко, но все-таки здесь я бываю,
Кто родился тут, знает, чем мил этот край.
В нем тебя привечают пушистые елки,
И в тени белый ландыш прозрачен и чист.
Попетляешь по тропкам, свернешь на проселки,
В путь проводит тебя птиц непуганых свист.
А в луга попадешь, где не кошены травы,
Где кузнечики, бабочки, злые шмели,
Нет в тебе сожаленья о смерти державы,
Но начало твое в сердце этой земли.
Это чувство глубокое носишь повсюду
И порой сам себе так и не объяснишь:
Побываешь в лесу, словно в храме, и чудо,
Коль оно не свершилось, его совершишь.
Не прощаюсь я с вами, сосенок иголки,
И с тобой, шишки запах пахучий, лесной.
Мои родичи близкие – сосны да елки,
Там, где пальмы и море, вы тоже со мной.

Серый кот – на моем чемодане.
Он не хочет, чтоб я уезжал.
Развалился, глаза – две пираньи:
«Ты куда собираться-то стал?
Только мы подружились с тобою,
Вижу, ты как товарищ неплох,
Человеко-кошачьей судьбою
Жили б вместе на даче, без блох.
Были б запросто мы корешами,
Ели, пили с тобой сообща.
Иногда развлекались с мышами,
Под пивко разобрали б леща.
Разве было со мной тебе плохо?
Не дают оставаться грехи?
Понимаю: страна и эпоха
И, конечно, стихи, эх, стихи…
Из-за них ты пожертвуешь дружбой
И родными? Ведь здесь был твой дом».
Вышел я с чемоданом наружу.
Ах, как жаль расставаться с котом.

На море шум леса я слышу,
Шум моря со мною в лесу.
В них грудь моя вольно так дышит,
Сберечь бы в себе их красу,
Чтоб даже средь каменных будней
На улицах и площадях
И в гуще толпы многолюдной
Жить так, как средь рыб, среди птах.

Иду вдоль каштанов,
И дождь моросит.
Вам, может быть, странно,
Что сердце парит?
Я в городе этом
Родился и рос
И здесь стал поэтом.
Тогда в чем вопрос?
Вернешься порою
На круги своя,
Иллюзий не строя,
Родные края
Тебя повстречают
Горячей волной,
Хоть годы умчались,
Но город – родной!

Этот домик мне знаком,
Я бывал когда-то в нем.
Здесь гортензии кусты
И цветы, цветы, цветы.
Тут хозяин раньше жил,
Он мне верным другом был.
Нет его уж года два,
Но осталась жить вдова.
Мы с ней шкалик разопьем,
Вспомним вместе о былом.
На рюмашке хлеб лежит,
По щеке слеза бежит.
Нет здесь мраморной плиты,
Лишь цветы, цветы, цветы
Памятью о том, кто жил,
Для других он их садил.

Я, как медведь, чужую ем малину,
Не мыв, не проверяя на червей,
И ласково мне греет спину
Незлое солнце бывшей родины моей.

Малина вдоль дороги, у забора,
А если без ограды, то ничья.
Рву ягоды поспешно, без разбора,
Так путник жадно пьет из чистого ручья.

Наемся наперед? Да нет, едва ли,
Но не забыть – малину ем с куста —
Кусочек мира, что так пасторален,
В той новой жизни, что сегодня непроста.

Зверька, живущего во мне,
Я очень берегу
И знаю про него один,
Другому – ни гу-гу
Не просит он ни есть, ни пить,
Бесплотен, словно дух,
Он очень в музыку влюблен,
Что услаждает слух.
И потому готов внимать
Мелодии любой,
Была бы только для него
Напевной и родной.
Доволен он – доволен я,
Ведь я люблю его.
А может быть, и ваш зверек
Похож на моего?

Так в этот был пейзаж влюблен
На озере одном,
Что снился по ночам мне он
В спокойствии своем.
Кристально чистая вода
И золотой камыш.
Стремился вновь попасть туда,
Но жизнь не повторишь.
Когда пришел на берег тот,
Увидел: он чужой.
Пожух камыш, растет осот
Над гиблою водой.
И ничего не изменить,
Реальный мир жесток.
Я постарался все забыть,
Вернувшись на Восток.
Но в снах своих пейзажа вновь
Восстановил черты,
Так первая живет любовь,
Когда ей верен ты.

Я пил в одном из лучших ресторанов —
Лесу сосновом бывшей родины моей.
И не считал стаканов и бокалов,
Поверьте, не было того вина хмельней.

Деревья плыли в волшебстве нарядов,
С иголочки была зеленая парча.
А леший думал, я – искатель кладов,
И за моей спиной тихонечко ворчал.