Паола Урушадзе - Salve… Стихотворения

Век восемнадцатый. Не мой.
Но отчего случился сбой?
Наверно, дождь тому виной.
Слепой…

День до сумерек не дожил, —
Не прочтён, не подытожен…
Кем же был он – тот прохожий
В допотопном макинтоше,
Наугад махнувший шляпой
Из (ленд-лизовского) фетра?

Ель подскажет,
Дрогнув лапой,
В день,
когда не будет ветра.

Повальный грипп. Весь город в карантине.
По лестнице, как по отвесной льдине,
Скатись во двор… Он знает заговор
От всех напастей, горестей и казней —
В такие дни нет друга безотказней,
Чем старый двор…
Ни злобы, ни корысти…
Тебе, тебе! – на вырост, на стихи
Весь этот сбор осенних трав и листьев.
Пока они шуршат, пока они сухи,
Пока их не смололи до трухи
Худые холода и злые ураганы,
Скатись во двор и прежним дурачком
То вороши их, то кружись волчком,
То, затаив дыхание, ничком,
С размаху, падай в ржавые курганы,
Чтоб надышаться ими допьяна,
Наслушаться… Не думая, при этом,
О том, что всё вокруг когда-то было летом —
Июлем, Августом… (какие имена!).

Где ширма с райскими цветами
И ваза с тройкой камышей?
Где фрукты из папье-маше,
Бювар со старыми счетами
Или хрустальное яйцо,
Что и во мгле могло светиться?
В нём тоже пряталось лицо
Нездешней птицы…

А где те кресла и диван,
Куда потомок их девал?!

Они уходят – те, кто старше…
Еще и тем уход их страшен,
Что гаснут, словно угольки,
Подъезды, окна, уголки…

Но чьи-то вещи, чьи-то платья
Еще о чём-то говорят…
Пока. Надолго их не хватит —
Истлеют, съёжатся, сгорят,
А, в лучшем случае, оплатят…
Дорогостоящий обряд…

…Ну, а потом?
Неужто суп с котом…
А после – ни стиха тебе, ни песни, —
Темно и глухо – не пройти, хоть тресни,
Кромешный мрак. Одна сплошная топь,
А следом – тьма травой заросших троп,
Ну, а потом? Потом ещё чудесней…
Совсем нежданно, и скорей – в четверг
Дождем трескучим грянет фейерверк,
Но нам не скажут – в честь какой победы…
И песни перепетые (не счесть!)
Нам снова пропоют в её же честь,
Коврами застилая парапеты…
Мы сквозь нору, прорытую кротом,
Легко войдём в наш старый двор и дом,
Но не узнаем ни двора, ни дома,
И прочь уйдём – ведущий и ведомый —
В неведомое, вечное потом…
– И снова те же фейерверк и песни?
– Нет, что-то новое… и не в пример чудесней…

Пахнет акацией, пахнет дождём,
Пахнет землёю, а кажется – небом…
Кто-то из близких еще не рождён,
Кто-то вдруг взял и укутался крепом,
Стал неподвижен, угрюм и тяжёл,
А про него говорили: «Ушёл», —
Звучало нелепо…

У памяти много таких кинолент…
Гляди, у веранды дощатой
Кто-то водой заливает цемент
И вяжет, и вяжет лопатой…

Было и враз затянулось быльём…
В гости ходили, варили бельё,
И всё это было… было…
Помнишь, как пах тот куриный бульон
И то – земляничное – мыло?

То к вершине, то с вершины
(Муравей с крылом мушиным!)
Всё тащил кому-то на дом,
Привязав к спине канатом,
Обветшавшие за годы —
То рояли, то комоды,
То спеша, то еле-еле.
Временами что-то пел.
И совсем он не хотел,
Чтобы мы его жалели…

Жили ярко, жили громко
В тех потёмках, в той низине
Эти странные потомки
Беглых воинов, визирей…

Ах, как были непохожи
На других – иноплеменных —
Эти дворничихи в кошах,
В пёстрых юбках неизменных,
Эти пильщики в галошах,
В чёрных фартуках из кожи…
«Сулейман! Азиз! Фатьма!»
Тьма…

Он нынче беден, он почти что голь,
Как мало в нём от прежнего, от сада,
И всё же, как-то, тянет свою роль
За счёт туты, небес и винограда…

Туте-то что! Ей жаловаться грех, —
Неряха старая, а всё вольней, всё выше:
Давно пропали вишни и орех,
И можно дотянуться без помех
До наших окон…
До соседской крыши…

Была бездетной… в марте понесла.
Двор весь в крови от переспелых ягод!
И старый дворник, ошалев от тягот
Наследного, глухого ремесла,
Грозит ей карами.
Устало.
Не со зла…

…Ад был в лавочке лудильщика —
Черти что-то там паяли,
Чёрт, играющий в носильщика,
Зло шипел из-под рояля…
И старик с мешком старья
Из того же был сырья…
И причём тут эти ахи?
Наше детство, да без страха,
Без глухих разрывов в сердце,
Без смятенья в животе?..
Страх приправой был к еде,
Позабористее перца.
Без него, без этой жути,
Меньше стоил бы наш рай:
Папе лучше, папа шутит,
Затянулся папиросой…
Ожила, вздохнула осень,
Покачнулась, и вперёд —
В день рожденья…
в Новый год…

До Нового года лишь пара секунд, —
«О, если б часы осеклись вдруг и стали!» —
Напрасно на чудо надеешься, старый,
Надумаешь скрыться, – везде засекут.

Куранты, будильник и старый брегет
Под локоть подхватят и мигом спровадят.
Что толку цепляться за спинку кровати,
Хвататься за стулья. Тебя уже нет.

Тебя уже нет. Ты для века – утиль.
Он молод. Он только в начале пути…
Давай, пожелаем ему – на авось,
Чтоб всем его детям спокойно спалось,
И чтоб не лепил он к доходам и льготам
Сравненье с тобою —
тринадцатым годом.

Тут явно какая-то метаморфоза,
И он неспроста – этот шарик навоза,
А тот, кто сейчас по тропе его катит,
Когда-то вождём был бесчисленной рати.
Он был человеком. Он бога обидел,
И бог отомстил. Ты согласен, Овидий?
Ты прав. Далеко моей сказке до мифа, —
Комочек навоза не камень Сизифа…
И пусть он свой шарик по-прежнему катит
С востока на запад – по глади, по гати,
Вдоль пыльных обочин, поросших репеем,
И пусть остается, как был – Скарабеем…
А жизни хватает своих превращений,
И милостей божьих, и божьих отмщений,
И всякого рода коров и ослов в ней
В избытке, и все – с непростой родословной…

У бездны вод на содержании,
У вечной стужи под опекой, —
Идут по льду, как каторжане
Из девятнадцатого века.

Куда идут? В какие дали?
Как в той пословице у Даля:
С какой тоски, с какой печали
Их шеи так равны с плечами?
Наверно, есть причины веские
И не простые – королевские…