Наталья Тимофеева - Солнечный ветер. Стихи и пародии

Стряхнув с мехов ночную моль,
Остатки мусора и пыли,
Она несёт из закромов
Наряды, что белым белы.
Она со вкусом входит в роль,
В которой на лету застыли
Слова из множества томов,
Что скрыты в дебрях полумглы

Ушедших лет, ушедших зим.
Совсем ей старость не помеха.
Её хрустальный кринолин
Звенит в набрякших облаках.
Она грозит перстом своим
Земле, готовится без спеха
На бал декабрьских смотрин
С улыбкой тонкой на губах.

Что за смутные времена
Наступили на этом свете?
Это сговор или война?
Пострадают ли наши дети?

Да. Война. Пострадают все.
Нет ни крайних, ни виноватых
В этом чёртовом колесе,
Где у всех голова из ваты.

Эй, народ, ты забыл, что жив,
Что никто над тобой не властен?
Ты-то сам не устал от лжи
Власть имущих бандитской масти?

Ну и чёрт с тобой, будь скотом.
Блей неслышно! Поставят к стенке,
Заклеймят и одним гуртом
В ад погонят. Таращить зенки

Будешь после, да поздно выть,
Коль с живого содрали кожу.
Если дурень ты, нечем крыть
Перед теми, кто жизнь итожит

Человечества. Это край.
Дальше только рубеж последний —
Жатва. Полнится урожай,
Человечьей конец обедне.

Индивидуум ты вчерне,
Раз не смог постоять за правду.
На войне ведь, как на войне.
Сам ты дьявольскому раскладу

Был покорен, как подлый раб:
Промолчал и забился в угол…
Оправдаешься? Скажешь, – слаб?
Не смеши. Чёрт готовит уголь

Для «любимых» своих друзей,
Кто клеймо добровольно принял.
Лучше всех удалась затей
Человеческая гордыня.

Отрешившись от Бога, всласть
Словесами пустыми бредя,
Под антихристову власть
Пали дружно под звуки меди.

Ни отметины, ни следа
Не оставит в земном приделе
Эта будущая беда,
Что живущие проглядели.

Солнце ниже, воздух холоднее,
На лозе алеет ломкий лист.
Ветер всё напористей и злее,
И ноябрь в рассудочности ист.
Он уже не ждёт себе поблажек,
Разорён до нитки и уныл,
И мушиных толчею ватажек
Паутинный занавес сменил,
И на нём поутру виснет иней,
Вся трава седой покрыта мглой,
Горы смотрят каменной твердыней
На долину в дымке ледяной.
Речка к разговорам равнодушна,
Словно заколдована, молчит.
Не течёт, а движется послушно,
В небо полусонное глядит,
Где блуждают призрачные тени
Зимнего грядущего, она
И сама почти мертва от лени,
Предвкушая долгий морок сна.
Но не смертный страх скуёт ей русло,
Зимней подневольно кабале.
Вод весенних разольётся сусло,
Как давно ведётся на земле.

И день, как век, и мало изменилось
От сотворенья мира, до сих пор.
Хранит нас под луною Божья милость,
Её над нами держат омофор
Молитвенники. Но уйдут и эти
Последние рачители добра,
А люди, как потерянные дети,
Взыскуя удовольствий, серебра
И благостного времяпровожденья,
Забудут окончательно о том,
Что им дана свобода от рожденья
По правде жить в миру. Но лживым ртом
Их соблазнит нечистый дух в погибель
Идти, не рассуждая. И тогда
Им не поможет даже Искупитель,
И все навечно сгинут без следа,
Приняв телесно вражеские знаки.
Положен перед каждым хлеб и крест.
Уже готовы вышки и бараки,
А стыд адептов дьявола не ест.
Восшедшие на крест, уйдут неслышно
Туда, где лишь любовь царят и свет,
А выбравшие хлеб, блажат излишне,
Продлится так недолго их банкет!
Отнимется у них всё то, что было
Обретено бесславно в мире зла…
Никто не отвертелся от могилы,
Куда б его дорога ни вела,
Но в Книге Жизни начертанья святы.
Награда лишь единственная есть:
Для тех, кто веры в Бога носит латы,
Готовят пир великий, но не здесь,
В юдоли грешной. Неразменны души,
Коль Божьей искры в них горит огонь.
Когда он козни князя тьмы порушит,
То будет, крест не бросивший, – спасён!

Туман, несмелый дождик моросящий,
Почти неслышный и почти грибной,
И день неяркий, к небу восходящий,
Где ни одной кровинки голубой.

Струится грусть за окнами пустыми,
В трубе дуэт огня и ветра густ,
Они поют и с нотами грудными
Дымы печные пробуют на вкус.

А в доме тишина, лишь пёс в дремоте
Поскуливает тоненько в углу,
Да кот мурчит на тарахтящей ноте,
И кошка что-то ловит на полу.

Тепло, уютно, замедляет время
Тягучей лени бережная блажь…
А паучок свой невод надо всеми
Плетёт усердно, высший пилотаж

Под потолком неспешно совершая.
И книга из моих валится рук,
И сон меня полдневный искушает,
Как муху манит в сеть свою паук.

А от кошмы овечьей пахнет шерстью,
В подушках утопает голова…
Как хорошо, когда душа на месте,
И мыслей неразборчива канва…

Проснись, народ! И, если ты не сброд,
А думающий сын своей отчизны,
Стряхни с себя врага, что кровь сосёт
Твоих детей и не даёт им жизни!
Ты впал, народ, в умильный сладкий сон,
Придумав для себя святое «завтра»,
Но занял самозванец русский трон,
В его руке не скипетр, а швабра.
А ты, народ, как малое дитя,
Всё веришь в сказки, россказни и притчи.
Тебя уничтожают, не шутя,
Но с каждым днём свирепее и прытче.
Очнись же ты, кормилец воронья
И бешеных собак, ты не впервые
За правду почитаешь гул вранья,
За панацею – ярма цифровые!

Заграбастал ветер, как бумагу, ворох палой мертвенной листвы.
Снова дописала осень сагу, взяв сюжет из праздной головы.
Все её наряды обветшали, и дождём прошиты кое-как,
На душе лишь холод и печали, и таинствен будущего знак.
Небывало сумрачно на сердце, замирают в воздухе слова,
Ни октав, ни милых птичьих терций, никакого больше колдовства,
Всё предельно буднично и строго. Обнажилась истина, как день.
И одна у осени дорога, и один у осени рефрен:
«Всё прошло, прощайте, аллилуйя…» Золото меж пальцев утекло…
Знобкий ветер, власть свою почуя, споро выбрил землю наголо.

Багров цветок зари в закатный час,
Он полыхает над седым Балканом,
И в сумерках таинственная вязь
Теней дрожит под лунным ятаганом.

Ещё не вся листва пустилась вплавь,
Сорвавшись, в реку времени впадая,
И ветер сучья гнет, как костоправ,
И стонут духи леса, умирая.

А может, это стонет вся земля?
Ей холодно сейчас и одиноко,
А впереди декабрь, снега суля,
Уже нацелил ледяное око.