Валерий Семенихин - Песок

Всё это сны о снах. Совсем немного
Солоноватых облаков
И синь, стекающая в око,
И жаворонок в небе высоко.
Ту истончившуюся к югу ткань,
Вуаль из утра, камышинок,
Песка, попавшего в ботинок, —
Вынь из свирели, грубо не порань.
Здесь тайный звук рождает мотылька
И однодневное кочевье
Тел человеческих – пока
Надзвездные летят-звенят качели…
Дух светлой Тайны, снова обнови
Обыденность прикосновений,
Симфонию из тел и теней
Связующим дыханием Любви.

Смотри: это луч, это камешки дней,
Вы, некрылатые и дорогие…
Есть право и счастье – касаться больней
Того, что не понимают другие.
Минутных снегов еще помнить размах,
Тёмное знать, приносить золотое.
И оставлять в ваших страшных домах
Яблоко, янтарём налитое.

Привет вам, бродяги, творящие лёгкие сказки
Из грубой пощечины быта, ночных уголков,
Глумливых базаров, – на кончике вашей указки
Танцующий эльф, расторгающий ковы веков.
Внезапно завесы сорвать, словно маски с прохожих,
И Ангелов строгих, и Демонов видеть Поток,
Спешащий невидимой нитью связать непохожих,
И радость, и битву свести в светоносный Исток.
Чтоб легче жилось вам, уставшие жить на безлюдье,
Души позабывшие свет, без креста, без венца, —
Пусть Сказочник руку подаст на глухом перепутье
И посохом зрячим укажет Восток мертвецам.
Да будет Луна вам ладьей, а Светило – вратами
В иные миры, где страданью положен предел,
Где сказки о счастье мы будем рассказывать сами,
Своё отыграв на подмостках Земли – кто как умел.

Выйдешь – в снеговом иголье
Деревца.
А потом лишь поле, поле —
Без конца.

Безыскусная победа
Январей —
Ни единственного следа
в мир людей.

Полоснут полозья строго
Грани льда.
Ровно стелется дорога
В Никуда.

Ни проклятий, ни напутствий —
Снег да льды.
Только чуткое предчувствие
Звезды.

Листьев и лиц дочитаны Станцы.
Ветер столетий в пальцах твоих.
Солнц золотые протуберанцы,
Тленных вселенных единый миг…

Слышно: скрипят, не переставая,
Оси Зодиакальных Колес…
Вниз посмотри: под ногами сухая
Осыпь осенних ос.

– О, где Ты был, Возлюбленный? На страже
стою я день и ночь, неутомим…
– Я жил в тебе незримо, от тебя же
твоею темнотою охраним.
– Любимый мой, за грубою судьбою
я вдруг расслышал песню, что нежна…
– Ты слишком занят был самим собою —
свирель Моя в молчании слышна.
– Нирваны я мечтал коснуться либо
пройти предел, где Солнца полынья…
– Но Я всегда с тобою, где б ты ни был.
И жизнь, и смерть, и что за ними – Я.

Та отрешённость в синих вечерах,
Когда недвижим остается разум.
И только чувства открывают сразу —
То золото в ладонях или прах.
Вглядишься – декорации стоят,
Клюка судьбы их не коснулась будто.
С ладони осыпаются под утро
Нью-Йорк, Помпея, Фивы, Петроград…
Мнут пальцы глину будущих имён,
Перемешав безумства и созвездья,
Где золотая новизна известий
Давно предсказана, как ход времён.
Сойдут потопы, омывая Дух,
Пройдут, как слезы, как весною снеги,
И ты зацепишь головой звезду,
Запутаются в волосах ковчеги.
Послушай, миг и Вечность – только сон,
Игра ума в условную полярность.
Но в сердце остаётся благодарность
За этот невозвратный небосклон.
За эти вечера, что отойдут,
И канет в Лету то, что в них открылось,
За то, что сердце во вселенной билось
Семь маленьких минут.

Когда проходит время битв,
И жизнь – вне стадного теченья —
В том промежутке для молитв
Открой окно, где не болит,
Где пыль имеет назначенье.
Увидишь Истину босой.
Она смеется над тобой,
По сердцу пальчиком проводит…
И только логикой сухой
Невинности не трогай той —
Она на цыпочках уходит.
С Её уходом мир летит
К уда-то к черту на кулички,
Как ваша власть, убогий быт,
Умов разбойничьи привычки…
Дитя, Ее наивность – щит.
Она заботится о птичке.
Когда приходит время Тьмы,
И носит души ветер Кармы,
Пусть даст вам силу свет тюрьмы,
А искупление – казармы.
Вот Жизнь – в руке речной песок,
Всегда игра, всегда наощупь.
Здесь держит тонкий волосок
Миры, изнизанные Мощью.

Пусть этот мир – одни слова,
И кукольная плоть – как плети,
Я полюбил вас, дети, дети
Цивилизованного рва.
Здесь Вий не поднимает век
Затем, что жил в Железный Век,
Где стыдно вглядываться в эти
Приметы оскуденья, сны
Растлений, искушений сети,
Где не случайно сочтены
Постели смятые цариц,
Тупые скальпели ученых,
Литература обречённых,
Исчезновенье утончённых,
Дышавших благородством лиц.
Где мы постимся, чтобы красть,
И убиваем, чтобы верить,
И тщимся Дух пробиркой мерить,
И молимся, чтобы пропасть;
Где нам на всех одно пальто
Дано в смертельном изобилье,
Где все решает только то,
Как мы любили.

Где тонкошумные дожди
Над опрокинутой стрекозкой —
Жизнь оставляет позади
Вчерашние века… Неброско
Оденешься и полетишь
Туда, где Ангелы и дети,
Когда в рукав ударит ветер
Из Подсознанья, тайных ниш.
Неприкасаемых коров
Пасти у ваших изголовий,
Чтоб проявилась Мощь миров,
Не выносящих запах крови.
Там, в белой раковине сна,
Сухой фонтанчик повилики
Не крикнет никогда: «Вой на!»,
И каблуки не топчут лики.
Жить, запрещая стыдный торг
Сознания с глумливым веком —
Так совмещать в себе восторг
С трагедией быть человеком.

Ты снова живёшь, распадаясь на тысячелетья,
В плену Атлантид, Лемурий или русской равнины.
Лишь смена имен, двуединство надежды и плети
И выдох высокий над пылью и розовой глиной…

А хочешь, из пыли, из розовой глины звучащей
Я выдую шар перламутровых утренних красок,
И станешь ты сферой – прозрачной, подвижной и зрячей,
И выберешь заново новое имя из сказок?

И в шаре твоём вспыхнут брызги далёких вселенных,
Сознание камня, янтарное зорь полотенце,
То множество дней, сокровенных, безумных и тленных —
Все это вместит человечье широкое сердце.

Ты старше их всех – и Титанов, и Ангелов многих,
Древнее всех снов и, как сны твои, тоже бесплотный.
Захочешь – и ринешься в огненный мрак преисподних,
Возжаждешь свободы – вернёшься Домой,
как свободный.