Вадим Сагидуллин - Закрывай

Мы не едем заграницу
и в музеи тоже не пойдём,
нам нечего терять, всё
закрывай,
ходим в платные больницы,
и всего раз в год притом,
что жить – что помирать, всё
закрывай,
закрывай, закрывай, закрывай, закрывай,
что жить – что помирать, всё,
закрывай.

В торговом местном центре
из досуга взрослым – только тир,
куплю воздушку, хватит,
закрывай,
всё равно не слишком меткий,
попадаю лишь струёй в сортир,
живите дружно, братцы,
закрывай,
закрывай, закрывай, закрывай, закрывай,
живите дружно, братцы,
закрывай.

Ничего совсем не производим,
кроме собственных детей,
нам не помешаешь в этом,
закрывай,
верим свято, как и все в народе, —
они будут нас умней,
коль нужно – хоть до лета —
закрывай,
закрывай, закрывай, закрывай, закрывай,
можно и до лета, закрывай.

И Хеллоуин на славу,
видно, точно будет в этот раз,
все будем в маске тыквы,
закрывай,
а народная забава —
поискать, кто прав, кто виноват,
значит, будут морды биты,
закрывай,
закрывай, закрывай, закрывай, закрывай,
все будем в маске тыквы,
закрывай.

Если ты мне скажешь – так и надо —
я согласен, так и знай,
я давно всё знаю,
закрывай,
на последней ноте листопада
осень голосует за,
мы в неё шагаем,
закрывай,
закрывай, закрывай, закрывай, закрывай,
все дружно, вместе, рядом,
закрывай,
закрывай, закрывай, закрывай, закрывай,
все дружно, вместе, рядом,
накрывай.

Камыши по свинцовому небу,
Трасса, пашни, то холм, то овраг,
Si vis pacem – всегда – para bellum,
И не плачься, что не виноват.
Чу, фазан убегает с дороги,
Кукарекает где-то в кустах,
Подъезжаем уже, слава богу,
Харе Кришна, аминь, иншаАллах.
Ржавый гробик спускается тихо,
Чтобы скат не попал в Гранд-Каньон,
Друг-водитель – не сдохнуть от психа —
Заливает глаза коньяком.
Столько денег – да в эту дорогу,
Эх, богато живём, не отнять,
Помолиться какому бы богу,
Чтоб хватило им хоть в этот раз?
Ни Фома, ни Андрей не поверят,
Пока здесь не увидят асфальт,
Проще выиграть дом в лотерею,
Чем поверить в такое, ребят.
Дагестанский КамАЗ возит гравий,
Брат-чеченец бордюры привёз,
Пусть дорога тут выйдет на славу,
Чтоб в Москву отправлять молодёжь.

Панки на скамейке в парке,
Мусорки полны стаканов,
Разноляпые аккорды,
Листьев жёлтая нирвана,
Давно выбитые стёкла,
Стьюденты с какой-то жижей,
Девяностые, вот только
20 с лишним, как прошли же.
Куча кошек у мангала,
Мелюзга на самокатах
20 с лишним раскатала
По щербатому асфальту,
Убегают рельсы в осень
С Пятигорского вокзала,
По Бродвею мимо «Кофе»
Панки в никуда шагают.

Вот я сижу один на краю обрыва
И рассуждаю молча о том, о сём,
Жить хорошо нельзя умереть красиво —
Ставь запятую, исход будет предрешён.
Вновь проходя безжалостную гребёнку,
Переживаю немного за тех, кто – там,
Можешь не верить, не думать, не знать, но только
Эта гребёнка всё время гребёт по нам.
Что нам транслируют хитрые партизаны,
Что заменяет многим самих себя —
Тает, меняется, прячется за туманом,
Мальчик смеётся над глупостью короля.
Дети смеются много и без причины,
Без той причины, которая нам к лицу.
Молятся женщины, строятся в строй мужчины,
Честь отдают хитромудрому подлецу.
Много бывает, по-разному всё бывает,
Ценности старые школьник снесёт в ломбард,
Кто-то тоску свою горькую пропивает,
Кто-то зароет в землю ненужный клад.
Так не хочу, а иначе пока – далёко,
Ну и прекрасно, мне надо туда грести.
Здесь, на краю обрыва не видно бога,
Видно людские извилистые пути.

Если вдруг перестанешь всё мерять деньгами,
И тогда, однозначно, тебе не понять,
Для чего я ношусь по степи с мотыльками,
Хотя в доме моём пора пол поменять.

Не шучу, я всю благость вертел на шампуре,
Просто мастью не слишком другой одарён,
Если что-то и делаю, то – по натуре,
Птица гордая – гусь, куда там – твой орёл.

Как закончатся гроши, отправлюсь работать,
До того и не сделаю шаг, нихрена,
Ведь живут алкаши, не закатят по локоть,
И долги отдаёт вся большая страна.

Я кладу весь свой кэш и свободное время
В обогрев табуретки, присмотр за детьми,
Пусть прекрасны дела, превосходны идеи,
Но пока что с прекрасным пока что мне не по пути.

Лишь цыган, у которых толпа спиногрызов,
Не колышет, когда мы за пятым пойдём,
Я прохавал всю дрянь, сверху, сбоку и снизу,
И всегда добираюсь окольным путём.

Я на жопы соседок смотрю равнодушно,
У меня и своя есть всегда под рукой,
Я могу крокодила ухлопать на ужин,
Но не брезгую и кабачковой икрой.

Пусть моё настроение изменчиво, как ветер,
Опусти свои вёсла в мои тёмные воды,
Я готов быть с тобой от заката до рассвета,
Невзирая на эти превратности погоды.

Поплывём по теченью, мели и водовороты
Не страшны, если ты не боишься искупаться,
Я готов потерпеть все превратности погоды,
Если ты, если ты можешь здесь со мной остаться.

И неважно, куда, находясь в этом потоке,
Можно просто уплыть на любое расстоянье,
Утекут, как вода, все нелепые тревоги,
Чтоб потом, чтоб потом раствориться в океане.

Доверяя волнам то, что было, то, что будет,
Подели пополам все наивные надежды,
Этот самообман пободрее скучных будней,
Можно дёрнуть стоп-кран и вернуть опять, как прежде.

Холодок. По спине холодок.
Да, не первый и не последний.
И не Дёрден, и не Стругацких бог,
Персонаж гораздо страшнее.
Да, страшнее, что наяву,
И проснувшись – не остановишь.
Рвёт обыденности канву
Дробовик и куча патронов.
Четверых. Я ращу четверых.
Каждый вовремя сделает выбор.
Не суди. Я приму их любых,
Сам довольно бывал шелудивым.
Сам довольно стоял на краю,
Ненавидел рубашку и галстук,
Ненавидел себя и семью,
Нелюдим, нелюбим и всё сразу.
Только стержень не переломить,
Выбор, может быть, сделан природой,
Или выборкой трёпаных книг,
Но ушли и бессилье, и злоба.
Где валяется мой дробовик?
Средь засохших соплей и букетов.
Только жаль, не нашёлся мужик,
Кто ему втолковал бы всё это.
И опять по спине – холодок,
Да, теперь не до драматургии,
Неизвестный шагает стрелок,
Лучше б нам не узнать его имя.