Ксения Мартынова - Стихотворения

Он
Смотрит на этот твой натюрморт
И берет тебя на руки –
Нет: в руки кладет.

И идет.
Не уходит,
А просто идет.

«Тебе бы туда, к своим,
Но нет у тебя “своих”…»

Если бы вдруг очнулся
музейный мамонт
от тысячелетнего сна
и начал водить трубою хобота
по экспозиционному залу
в поисках своих огромных собратьев,
пугая старушек с чернильными буклями
в жостовских брошах,
его большие глаза наполнились бы слезами,
и зазвенели бы стекла музейных витрин
от страшного трубного рева,
которым звал бы он
через многие-многие зимы
себе подобных.

И не получив ответа
на свою самую громкую,
разрывающую могучее нутро песнь,
не увидев – хотя бы вдали –
таких же больших,
покрытых длинной шерстью,
с витыми саблями гладких бивней существ,
как он,
вновь обернулся бы мамонт
огромным серым камнем,
осознав, что он – такой –
абсолютно
один…

Вот дом,
Ты в нем
С утра, налита сном,
Идешь к окну
Смотреть весну,
Наряженную сентябрем.

Там яблоки лежат в траве,
В листве,
В рябиновом костре,
Там, во дворе.

Холодный пол,
Горячий чай.
К нам гость пришел –
Иди встречай!

Накинь платок
И за порог
Иди по утренней росе.
Что ж делать,
Если вышел срок –
Ты ж снова с лентою в косе?..

А ты, конечно, счастливым будь,
Что бы ни, кто бы ни…
Неимоверно долог мой тормозной путь,
Но я желаю, чтобы в твоей гавани

Находились только красивые корабли,
Груженные золотом,
Чтобы ты в попытках сместить ось Земли
Был верен себе. А то, что расколото,

Вполне сгодилось бы на мозаику – украсить дом.
Дом, в котором ты – вечный флюгер…

Но однажды, какой-нибудь осенью, мы соберем
То, что осталось. И, возможно, освоим кинцуги.

Вольному – воля,
Душе – застолье.
Были иль не были
Вместе? Врозь?

В выжженном поле
Беде раздольной
Лоб твой в ладонях
Держать довелось…

– Благословляешь?
– Благословляю.
Дай насмотреться
В последний раз.

Ты понимаешь,
Я понимаю:
Свет не погасят,
Раз сам не погас…

Одно неловкое движенье –
И чашка падает на пол,
И разбивается на несколько частей.
Казалось бы: всего одна секунда,
Но ты уже не чашку видишь,
А то, что былочашкой.

Так вот,
Я в некотором роде
Тоже чашка…

Чужой, не мой…
Так отчего же
Я остаюсь немой,
Под кожу
Не впуская, но и не гоня?
Кто объяснил бы мне меня?

Чужой, не мой…
Так вовремя
Упавшим в руки яблоком
Случился –
Перекусить,
Переболеть
И переждать…
И что-то важное понять.

Чужой, не мой,
Полураскрашенный,
Полупустой,
В полуботинках
И полупальто,
Мой кое-кто…

Чужой, не мой…
В отчаянье, с тоской,
Как побежденный зверь,
Я приоткрою дверь,
Но дальше, чем порог,
Шагнуть не сможешь –
Не хватит ног.

Уснешь под утро,
Соленой кожей касаясь хлопка,
И четверти саднящих мыслей
Не перебрав.
Сказать кому-то,
Что невозможно, что дело плохо,
Нельзя – тебе ответят про коней
И переправы.
И будут правы.

Ты рвешься вон – из города, из тела…
Куда-нибудь. Куда-нибудь куда?
Очерчиваешь круг остатком мела
И пропускаешь, словно провода,
Бессмысленность, бездомие, сиротство,
Свое неверие, свое уродство.

Как мягок под ногами пол
(ты с малых лет бежишь по поролону)!
Куда бы ты ни шел,
Ты ищешь то, чем ты накормишь дракона…

Ты ищешь.
Тянешь
Ноздрями воздух,
Как какой-нибудь коктейль.
И ждешь апрель.
Ты почему-то ждешь апрель…
Уснешь под утро,
Опорожнив
Бутылку кавы.
Сказать кому-то:
«Усложнил?».
Ответят: «Усложнил»
И будут правы.

Положить бы тебя
в нагрудный карман,
чтоб носить возле самого сердца!
Чтоб всегда ты была и со мной, и при мне,
чтобы видела, как я пуст,
если ты отвернула лицо.

Так бы мог я полировать
жемчуг плеч,
не царапая ногтем,
класть тебя на ладонь
и дыханием согревать,
наблюдать, как подводишь глаза,
вместо зеркала глядя
в одну из моих запонок.

Но боюсь,
что так сильно забьется сердце мое
от твоей небывалой близости
и от радости обладания,
от восторга завоевателя,
что не выдержишь ты и минуты,
невеличка моя…

Паруса мои, паруса,
Мой корабль, прибитый к отмели.
Там – прибрежная полоса,
Тут – все то, что пока не отняли.

Маяки мои, маяки,
Ослепившие и ослепшие.
Борт покинувшие моряки,
Не допившие, не допевшие.

Якоря мои, якоря,
Многотонные многогранники.

…Доски палубные горят,
Согревая бродяг и странников…

От темной воды ждать беды –
Пока не сбылось, беги!

Беги по холодной траве,
Беги по опавшей листве,
Беги по зеленому мху,
Беги так, как я не могу:

Не сбивая дыхания,
Без оглядки,
Выбирая маршрут на ходу,
По первому снегу и первому льду.
По первому снегу. И первому льду.

Не убежишь – сгоришь
В рыжем костре волос…

Беги же, пока не пророс
Всем тем, что на дне таишь.

Отпустить тебя –
как стоя на мосту,
просунуть ногу между
прутьев ограждения
и скинуть туфлю
в темную осеннюю реку.

И смотреть на ее полет,
на то, как легко
она ударится о воду,
как пойдет ко дну
ярким пятном,
оставляя круги
на поверхности.

И смеясь над своей проделкой,
замереть,
осознавая всю глупость
содеянного.
И почувствовать холод,
невозможность опереться,
свою обездвиженность,
свою одноногость…

И жадно искать глазами
то место в воде,
куда вонзилась
пропажа.
И не находить,
оттого как
вода не имеет ран…

И так и остаться
на этом мосту.

Отпустить тебя?..
Как?

Шел и прошел насквозь,
Воздухом или током,
Вышел, как длинный гвоздь,
Вытек березовым соком.