Ольга Осеневская - Два клоуна

Но я не люблю карнавалы».

Не оглянулась. Ушла

В свой дивный, чудесный лес,

Душу мастера забрала,

И за ней ускакал его бес.

Он работал всю ночь истово,

Делал лучшую маску свою,

Он из дерева её выстругал,

Шлифанул чуть, убрал смолу.

К утру маска была готова,

Примерил – сидит, как влитая.

Оглядел себя снова и снова

И решил – буду жить, не снимая.

Дерево старое серое

Отражается в зеркале,

Морщины – глубокие трещины,

Есть недоделки, но мелкие.

Запалил свою лавку с масками

И покинул тюрьму, где был узником,

Ничего не взял, пусть растаскивают,

Прошёл город весь, не был узнанным.

Вскоре народ набежал,

Минуту погоревал

И к соседу отправился.

Там маски, конечно, пожиже,

Зато цена ниже.

Как живешь теперь, мастер вольный,

Есть ли слава, есть ли успех?

Из леса слышен басок довольный

И её невесомый смех…

Океан забывает сразу.

Сразу и навсегда.

Он память с песка смывает,

Не оставляя следа.

Я помню шёпот жаркий,

Власть твоих сильных рук,

Поцелуи были подарком,

Светом – луны круг.

Шёлк простыней прохладный,

Белые тени всюду,

От волос аромат сандала

И ощущение чуда.

Я попробую… Я забуду…

Под ногами песок горячий,

Дыхание глубины,

Океан сильный, манящий,

Живой властелин тьмы.

Океан обнимает мне ноги,

Мою душу волной накрывает,

Забирает в свои чертоги

И память с песка стирает…

И забывает.

Сразу и навсегда.

Он искал. Три дня и три ночи.

Заболел. Метался в бреду.

Он любил её очень-очень,

Только ей промолчал. Почему?!

И теперь седой раненой чайкой,

Мечется над водой…

Не промолчите нечаянно.

Не забирайте любовь с собой.

Старинный парк, тенистая аллея,

Возле неё толпа восторженных людей,

Она сидит, глаза поднять не смея,

Безмолвно злится неуклюжести своей.

Походкой лёгкой шла она с кувшином,

Он вдруг упал, разбился, не собрать.

И вот уж вечер – бесконечно длинный,

Она грустит, и нету силы встать.

«Мечты разбились, разлетелись черепками,

Да что теперь о прошлом горевать,

Хочу я встать, уйти отсюда с вами,

Развеять грусть, смеяться, танцевать.

Но нет, разбитому без трещин не собраться,

Вода течёт ведь из кувшина, не в кувшин,

Знать, суждено навеки с камнем обвенчаться,

И слушать шум воды и тишину вершин.

Уж скоро осень, дождь меня умоет,

Закатный луч позолотит главу,

Зима пушистым одеялом стан укроет,

И я усну, усну, усну, усну».

Старинный парк, тенистая аллея,

Она с тоской на суету глядит,

Года меняют лица перед нею,

Валун гранитный деву сторожит.

Прошли дожди. Макушка лета.

Я в лес с корзиной – по грибы.

Цветы в росе, как в самоцветах,

Трава не смята по пути.

Душа поёт и вторит птицам,

Я солнышку шепчу: «Привет».

Зачем, зачем мне заграница,

Мне лес – и отдых, и обед.

Ба! Предо мной грибов поляна,

Собрались, как на пир лесной,

Ах, сколько вас, куда ни гляну,

Киваете мне головой.

Я аккуратно собираю,

Без спешки в кузовок кладу,

Травинки с шляпок обираю

И потихонечку бреду.

Грибов всё больше, лес высокий,

По кругу, кажется, иду,

То солнце впереди, то сбоку,

Кружусь, кружусь в грибном чаду.

Корзина полная, без меры,

Я оглянулся и присел,

Лес незнакомый, старый, серый,

Шар солнца закатился, сел.

И понял я: меня в чащобу

Завели́ ведьмины круги.

Я испугался, лоб потрогал,

Стемнеет скоро – и ни зги.

И я рванул через валежник,

Ломился, как медведь-шатун,

В лицо хлестали листья, ветки,

Морочил голову колдун.

Я еле выгреб на дорогу,

Домой уж затемно приполз,

Устал, ругал себя: «Ей-богу,

Куда же чёрт тебя занёс?!»

Лег спать. Заснул мгновенно.

Мне снился лес:

Он пах листвою прелой,

Кислицей, острою осокой…

Мне снилось,

Что я был высокий,

Красивый, молодой…

И мысль – беги, беги, беги.

Мне снился лес,

И ведьмины круги.

Мимо ристалищ, капищ…

И. Бродский

Я видела пилигримов,

Шли они мимо баров,

Мимо витрин зеркальных,

Мимо холодных каналов.

Лица их были угрюмы,

На лоб капюшон натянут,

В глазах бесконечные думы,

И губы в улыбке вянут.

Видела их на Невском,

Видела их в метро,

Трудная жизнь – не по-детски

Спину согнула, обожгла нутро.

Не босы они, не раздеты,

Но тяжело шагают.

Дают сами себе обеты,

И сами их выполняют.

Им выпала трудная доля,

Без шор и без указаний,

Понять, где кончается воля,

Как жить, заслужив признанья.

И вот эти взрослые дети,

Выбрав дорогу странную,

За всё в этом мире в ответе,

Они, пилигримы-странники.

Я видела пилигримов,

Шли они мимо баров,

Мимо витрин зеркальных,

Мимо холодных каналов…

И слышался звон с колоколен…

А мимо заброшенных кладбищ,

Шли сильно уставшие воины,

Вдоль старых заросших капищ,

Мимо чёрного бронепоезда,

По поздне-осенней хляби,

По выцветшему серому городу,

Шли победители гордые.

Молчание бывает неловким.

А бывает намеренным:

Это такая уловка,

Чтобы сделать тебя неуверенным.

Молчание – красноречиво:

От восхищения, от радости.

Бывает другая причина:

Чтобы не сказать гадости.

Молчание бывает убийственным:

Вы хвалили, но вы лицемерили,

Стараясь выглядеть искренним,

Вы врали, и вам не верили.

Молчание бывает печальным:

Что сказать, когда нет слов,

Обнимаешь друга в отчаянии,

Слёзы – для слабаков.

Молчание бывает каменным:

Ты прощенья просил за всё,

На могиле на маминой,

И не слышал ответа её.

Я предстану перед Всевышним,

Откупиться не хватит монет,

– Я поэт, – прошепчу еле слышно,

Что Он мне промолчит в ответ?

Интересно,

Простил Он предавшего,

Бывшего, лучшего,

Падшего ангела?

А ты, предавший

И ставший демоном,

Сожалеешь о том,

Что сделано?

Или ты упиваешься

Властью,

Счастлив,

Гордишься тем,

Что под твои

Знамёна

Встало много

Таких разных,

Порою просто

Несчастных,

Но, в основном,

Всё же злых,

Коварных

И жадных людей?

Вороватых,

Душой лохматых,

Отвратительных —

Хуже зверей,

Алчных, наглых,

Самовлюблённых,

Лицемерных,

Тщеславных,

Гадких,

На предательство

Также падких,

Неужели ты

Так хотел?

Главным быть

Среди этой

Швали?

Брось! Вернись!

Упади в колени!

Ну зачем тебе

Власть над теми,