Ирина Эфт - Созвездие Козерога

– Жил?

– Ну, может, и не жил.

Потому что в целом свете

лишь покоем дорожил.

Я – столица ветров Раздолбаевск.

Здесь на вынос мозги и на внос.

Я грешу и отчаянно каюсь,

Мой девиз – удалое «авось».

Я воздвиг пирамиды Мавроди,

Чтобы сыпалась манна с небес,

И бумажный кораблик отходит

Ежедневно на поле чудес.

Я не жну, не пашу – только сею.

Из семян вырастает сорняк.

Мне обидно за нашу Расею,

За дороги, за клич «сам дурак».

На семи-то ветрах неуютно,

Но держу я по ветру свой нос.

И когда-нибудь (вдруг завтра утром?)

Я отвечу на главный вопрос:

«Кто повинен, и что же мне делать?» —

И рубаху рванув на груди,

Ненакачанный и бледнотелый,

Всей планеты пойду впереди.

«В этом мире я только прохожий…» (Сергей Есенин)

В этом мире я – Толька. Насколько

Анатолиев узок мой круг?

Рубиконы, узлы, конки, койки,

Ног сплетение, лебеди рук.

Нет, в Аркадии лучше. Армада.

Корабельные мачты скрипят.

Не ходи, дорогая, не надо

на сегодняшний бал-маскарад.

Я порой просыпаюсь СаАди

(мне не нравится быть СаадИ).

Бриз морской мои волосы гладит,

И безбрежная синь впереди.

А намедни я был Николаем.

Злые люди вели на расстрел.

Но герои ведь не умирают,

Вечность, вера, любовь – их удел.

Чьи же шрамы не исцелимы?

На какой я сейчас войне?..

Жили-были во мне, жили-были

Ричард Львиное Сердце и Грэй.

Никогда уж не стать мне собою,

Никогда не схватиться за нить,

Чтобы Гордия козни расстроить,

Чтобы узел судьбы разрубить.

Кто я? ужли не гений?

Гений не я? А кто же?

Внешне почти Есенин,

Только чуть-чуть моложе.

Духом второй я Байрон,

Вечный пленник свободы.

Сзади маячит Тауэр,

В спину свистят лорды.

Равен Наполеону

Волей своей железной.

Битву при Ватерлоо

Не проиграю, честно.

Мне бы парить от счастья,

Петь соловьём песни,

Миру кричать: «Здравствуй!»

Но есть одно «если».

Червь изнутри гложет.

Петли ходов душат.

Что же мне делать? Что же?

Если ответ нужен.

Нет никаких пропорций.

Нет ничего вне ада.

Стану я, знать, пропойцей,

Или же выпью яда.

Музык явился как-то мне, уже под утро.

Хотелось выставить его, что было б мудро.

Но я подумала: а вдруг он некий Будда?

Вдруг вдохновение вселит и веру в чудо?

Однако ж гость не помышлял о разговоре,

Втихую завтрак мой сожрал и начал спорить,

Внушать: поэзия, пойми, не бабье дело.

Мужчина – Бог, мужчина – Дух, ты только тело.

Чтоб впредь не слышал от тебя – «свеча горела»,

Три буквы «к» – твой потолок, твои пределы.

И там на кухне не греми, давай потише!

Не видишь, что ли, чёрт возьми! Музык твой пишет!

Хочешь сказку от дурака

Колобка-Ваньки-Емели?

Слепили его – в ход пошла из сусеков мука —

Испекли, да сразу не съели.

Положили к окну остудить, чтоб

Не обжёг руки, губы и душу,

А ему – хлоп блажь какая-то в лоб,

Он прыг-скок да из дома наружу.

Катится по тропке, скачет на горбунке,

На печке барином вдоль по Питерской едет,

Иногда отдохнёт чуток на пеньке,

Но долго нельзя – вишь, волки по следу

Спешат за ним. Для того ли по свету бёг,

Чтобы хищники энти им отобедали?

Он же Ванька-Емеля плюс Колобок,

А не какой-нибудь грёбаный крендель.

Он продолжит со стаей игру в салки-прятки,

И, может, чьих потрохов отведает.

И вот, значит, катится так, что сверкают пятки,

И вдруг – встречает медведя.

А щука твердит: отпусти меня, отпусти!

– Ну, нет, – говорю ей в ответ. – Не могу, прости!

Уж очень люблю заливное из вас, из щук.

И речь человечья твоя – это ж просто трюк?

Она округляет глаза и шипит: дурак!

Неужто совсем не желаешь волшебных благ?

Чтоб вёдра шагали в горку на счёт «ать-два»,

Чтоб сани из леса сами везли дрова?

А вот ещё бонус – личная печь-самоход.

Лежишь и командуешь: влево, вправо, вперёд.

И возит она тебя за рубеж, по Руси.

На ней же, прикинь, весь мир можно исколесить.

А хочешь царевну в жёны? Почёт и уют?

И тут я от счастья: дай лобызну, говорю.

И чмокнул её в рыбьи губы, от всей души.

Плыви, говорю, золотая, на дно чеши!

Она отвечает: ну нет, не могу, прости!

Теперь, говорит, иль женись или в монастырь.

И я разбежался – и в прорубь вниз головой.

Не надо мне было болтать со щукою той.

В девушек влюбляться банально просто.

Да пошла б любовь эта тупо к чёрту!

Розовые пони – Лосиный остров.

Мимо урны брошу от чувств обёртку

С надписью «кис-кис», сбоку бантик.

А потом на землю для муравьишек

Выплюну ириску: «вкусняшка – нате» —

И отчищу зубы от вредной пищи.

Бабочки на фантиках, будто козы,

Усиками-рожками тычут – жуть-то.

– Ладно, не пугайте. Зачем так грозно?

Я же несерьёзно. Всё только шутка.

– Мальчик-раскрасавчик, ты нашим будешь.

Забодаем, сладенький, защекочем. —

В граде Китеж коконы строят кукиш.

В топях да болотах – кикимор кочки.

Я пока не пойман, не заарканен

И твержу: «Влюбляться – банально, пошло!

Розовые пони с глазами ланей.

Ничего-то, лошадь, вы их не плоше».

Ускачу на сивке, на сером волке,

Ни одной царевне не дамся в лапы,

Потреплю лошадку по жёсткой холке:

«Выручай, товарищ, достали бабы».

У Чука есть братец Гек, а у Гека – Чук.

Чук старше на год, запаслив и деловит.

А Гек – любитель игры в индейцев и чукч,

Большой фантазёр, растяпа и даже пиит.

У Чука и Гека два папы, а мамы нет,

Точней говоря, один из пап за неё.

Но это для всех огромный такой секрет,

Кто выяснит вдруг, Чук с Геком скажут: «враньё».

Папули-один нет дома: уехал в Сибирь

С хозяйкой медной горы их отец на «ты»,

Синюшка готова ему подчас пособить

В работе и в жизни, и в поисках разной руды.

Полгода уже он в тайге. На носу Новый год.

Да вырваться папе в Москву сейчас не судьба.

Но не было б счастья, несчастие помогло:

Извечная Чука и Гека вражда-борьба.

Короче, на днях от папы пришло эсэмэс:

«Аврал. Не приеду. И вы ко мне ни ногой».

Но Чук в телефон по привычке мамин залез,

А Гек по привычке пытался отнять его.

В итоге все едут к папе в Сибирь, в тайгу.

И Гек по дороге песни соседям поёт

Про чудищ лесных – Кощея и Бабу-ягу,

И скоро случится уже Рождество-Новый год.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.