Ирина Эфт - Оплети меня обманами. Сборник стихов

Оплети меня обманами,
Небылицами и сказками;
Опьяни меня дурманами —
Хоть до смерти, только ласково.
Я и сам навру с три короба,
Унести потом попробуй-ка.
А любовь не делят поровну,
Бьёт она кого-то обухом.
Кто слабее, того до смерти;
Закалённых покалечит лишь.
Нет в победах этих доблести,
И гордиться ими нечего.
Только прыгают в бокальчиках
Вралей двух, друзей-соперников
Солнцем присланные зайчики —
На спасение Коперника.

Козерожья моя суть,
Пощади меня, дай вздохнуть.
Не хочу больше лбом об стену,
Обновленье дай, перемену,
Кратковременную передышку.
Понимаешь, это уж слишком.
Сколько раз наступать на грабли?
Пожалей меня, что ли, как бы.
Или лучше – возьми полюби
За мои разбитые лбы,
За хожденье по минным полям,
За махание вслед кораблям,
За мои неоткрытые земли.
И за то, что я вечно не с теми.

Трудно Богом быть. Но не Богом
Невозможно быть Козерогу.

Я русский, русалочьи-грустный,
Под гусли мои попляши
В берёзовой роще у русла
Широкой равнинной души.

Я рыжий, по-рысьи бесстыже
Охоту веду на зверьё.
Поближе ко мне подойди же,
Чтоб имя услышать моё.

Я русый, как пепел и реки,
Как степи под солнцем, белёс.
Я в землю родную навеки
Корнями нерусскими врос.

Как человечность бесконечна,
Как нитка тонкая крепка.
Но небо падает на плечи,
и Атлас держит облака.

И так напряжена спина —
но не под тяжестью – под взглядом.
Той, что любил, что вечно рядом;
Как ни была бы далека.

Не наноси удар, не надо:
Раздавят землю облака.

Я лишь то, что есть, без грамма грима.
Больше тех, кто скрытен уязвимый.
Я живу велико и убого,
Милости не требуя от бога.
И любя людей, и ненавидя.
Не ведомый ими и не лидер.
Проклятый, забытый, прокажённый.
Может, гений? Нет! Умалишённый.

Я искал везде родную душу,
Но обманут лучшею из лучших.
Мне хотелось тьму рассеять светом,
За Отчизну умереть, но где там!
Дикая, разбойничья держава,
Ни порядка нет в тебе, ни права.
Можно лоб разбить об эту стену.
Разум спит, чудовища нетленны.

Мне противно быть на вас похожим:
Вежливым, безмолвным и ничтожным;
Кланяться угодливо пороку,
И шагать в толпе со всеми в ногу.
Я – чужой, хоть вам родня по крови,
Но меня не ранит уж злословье.
Вы, конечно, правы: я с приветом.
Прочь от вас! Карету мне, карету!

Судья:
«Прошлый век, кровожадный хищник,
Всё в зрачках твоих кверху дном.
Человек для тебя лишь пища,
Стал норой Отеческий Дом.
Разрушал ты святые храмы,
Возводил вавилонские башни,
Ты менял прихотливо кармы,
Чтобы ангелов не было падших».

Адвокат:
«О великий век откровений,
Настежь в космос дверь распахнувший.
Человек не один во Вселенной,
Мы отыщем родные души.
Ты нам дал чреду испытаний,
Чтобы выйти из них мудрее.
Мир не поздно ещё исправить,
Скоро свежий ветер повеет».

Поэт:
«Не играет, замолкла флейта.
В звере-веке остались звуки.
Оглушённые, ешьте, пейте
На поминках издохшей суки.
Вам осталась одна забава:
Вспоминать старинные сказки,
И болтаться от паба до бара,
Промочить чтоб усохшие связки».

Герой:
«Век мой, зверь мой, с руки прикормлен.
Ты мне брат, мы с тобой похожи.
На двоих – одна группа крови,
И порядковый номер тот же.
Мы стоим на пороге новых —
Дней, а, может, ночей кромешных.
И спасительно только слово,
То, что кровью из горла хлещет».

Мои стихи родились не во мне.
Они роились в звёздной вышине,
Они звучали в запахе цветов,
Они качали ветками ветров,
И горьким мёдом попадали в кровь.

Я набирал стихи в небесный ковш,
Я их вдыхал, едва кончался дождь.
Я им ладони подставлял свои,
И не было надёжнее брони
Для них, рождённых голосом земли.

Когда стихи я наряжал в слова,
Когда над ритмом долго колдовал,
Когда удобный подбирал размер,
Тогда они принадлежали мне.
Нас разлучить могла бы только смерть.

Но стоило лишь дописать финал,
Как стих взрослел. Он на глазах мужал,
И становился с каждым днём сильней,
И тосковал по звёздной вышине,
И уходил, чтоб вновь прийти ко мне.

Куда мне деться в этом январе,
Где даже Рождество не загостилось,
Где в слове «радость» полукруглый «рэ»
На угловатый «гэ» исправил стилос.
Где выдавил из комнаты квадрат,
И арку входа, и проёмы света,
И биссектрисы каждого угла
Пересеклись во мне, и я – их центр.

Куда мне деться в этом январе,
Где вечное «поздняк» на циферблате,
Где снег напоминает крем-брюле,
Испачканное в угольной помаде.
Где маскарад – уже не карнавал,
Где снимок отложился негативом,
И в чёрной вьюге правят мрачный бал
Вороны белые и каркают ворчливо.

И вдруг так остро в этом январе —
Откуда взялся мой душевный голод? —
Захочется мне в Питер – в Питер? Мне?! —
В сырой и прежде нелюбимый город?!..
Гляжу в окно и ясно понимаю:
Мне нужно в Питер. Без него – всё не.
И прям сейчас, а не когда-то в мае:
Читать судьбу с листа – a livre ouvert.