Надежда Некучаева - Жизнь – большой театр

Осталось их немного,
Всего, быть может, пять,
Но приказали строго
Блокпост им охранять.

Боевики Хаттаба
Уже спускались с гор,
Бойцы с гранатомётов
Косили их в упор.

Стучали «эргэдэшки»,
Фугасные рвались,
А смерть с кривой усмешкой
Отнять старалась жизнь.

Ложились пули рядом,
Не трогая бойцов.
Осколки от снарядов
Летели им в лицо.

Хаттабовцы пытались
Высоткой завладеть,
Но, видно, зря старались,
Нашла в горах их смерть.

Отброшены бандиты,
Спокойный час настал,
С прозрачной русской водкой
Пошел гулять стакан.

Все пили за удачу
И за родимый дом,
За то, что жить остались,
Но жаль, что впятером…

Она была девчонкой рыжей
С глазами, как изюм в ватрушке.
А если подойти поближе,
Увидеть можно и веснушки.

Мать свою дочку обнимала,
На все расспросы лишь смеялась,
А дочке весело шептала:
«Я с солнышком поцеловалась!»

Но в классе девочку дразнили
И «конопатой» называли.
С девчонкой рыжей не дружили
И в свои игры не пускали.

Любила петь девчонка песни,
Был голос чистый и хрустальный.
И они часто с мамой вместе
Дуэтом пели вечерами.

Училась в музыкальной школе,
Летело время, словно птица.
Мечтала о счастливой доле,
Ну и, конечно, стать певицей..

Прошли года… Она – на сцене.
Глаза, словно изюм в ватрушке.
Все также кудри пламенеют,
Исчезли только конопушки.

Её теперь весь город знает.
И замирает зал огромный,
Когда она, легко ступая,
Подходит быстро к микрофону.

У неё дочка появилась
С глазами, как изюм в ватрушке.
Такой же рыжей уродилась:
На щечках тоже конопушки.

А мама дочку обнимала
И радостно ей улыбалась.
На все вопросы отвечала:
«Я с солнышком поцеловалась!»

Девочка рисует солнце
И раскрашивает желтым.
Солнце радостно смеется.
Карандаш не очень жесткий.

Девочка рисует небо
Голубое, голубое.
Спелые колосья хлеба.
Речку с чистою водою.

Девочка траву рисует,
И зеленых елей лапы,
Незабудку голубую.
И еще рисует папу.

Хоть и плохо его помнит,
Только по рассказам мамы.
Охранял отец колонны,
Что везли солдат с Афгана…

Свой несет рисунок маме.
И две мамины слезинки
След оставят на бумаге,
Словно легкие росинки.

Родители с трёхлетнею дочуркой
Спешили к морю летом насладиться.
Автомобиль с крылатою фигуркой
Вилял по серпантину чёрной птицей.

Навстречу Бентли по дороге мчалась,
Спеша куда-то, серая Тойота.
До столкновенья метров сто осталось.
Там всё случилось, там – у поворота…

Газеты об аварии писали:
«Погибли все, в живых одна малышка…»
Ребёнка подлечили и отдали
В огромный дом к девчонкам и мальчишкам.

Год пролетел в детдоме незаметно.
Никто искать её не собирался.
И некого привлечь было к ответу,
А дознаватель даже не старался.

В приёмную семью её забрали.
Не волновало никого, что с нею,
Пока однажды ночью на вокзале
Её не обнаружил сторож Веня.

Она была ещё совсем ребёнком,
Лет четырёх на вид и вся избита.
Дрожала в драной серенькой куртёнке,
Нечёсана давно и не умыта.

Вениамин привёл её в квартиру,
Дал ей поесть и подступил с расспросом:
«Как звать тебя?» Ответила: «Я – Ира.»
Но никого не назвала из взрослых.

У девочки видны следы побоев.
На теле синяки, сплошные шрамы.
«Кто так тебя?» Сказала: «Дядя Боря.
Живёт у нас с моею новой мамой.

Не отдавайте им меня обратно.
Там дядя злой. Опять ремень достанет.
Кричать он будет громко, непонятно,
И ремешком меня тем отхлестает.»

Вениамин прижал к себе малышку.
Удочерить найдёныша задумал:
«Я защищу несчастную Иришку.
Попробую хоть что-нибудь придумать.

Давно с женой мечтаем о девчонке.
Начнём с утра процесс удочеренья.
Помочь мы сможем этому ребёнку.
Какие могут быть ещё сомненья?»

Родителей приёмных задержали.
В полиции их сразу допросили.
Ребёнка в детский дом опять забрали.
Бориса на три года посадили.

Пошла опека сторожу навстречу
И помогла удочерить малышку,
А через месяц в тёплый летний вечер
Забрал Вениамин свою Иришку.

Живёт малышка в нежности и холе
И любит маму с папой беззаветно.
Как страшный сон, забылся дядя Боря
И всё, что было тем трагичным летом.

В блокаде город и нет света в окнах.
Без хлеба и тепла в нём не прожить.
Одежда насквозь от воды промокла,
Что из Невы приходится носить.

Носили воду в чайниках, в бидонах.
Повсюду трупы умерших людей.
Казался город вымершим и сонным.
И каждый день бомбил его злодей.

Объявлена воздушная тревога.
Дежурная обходит старый дом.
К жильцам квартир лежит её дорога,
А всё вокруг уже взялось огнём.

На этаже последняя квартира.
Закрыты очень плотно двери в ней.
На них соседка надавила с силой,
Вошла. Столбом застыла у дверей.

В промёрзшей насквозь комнате ребёнок
Трёхлетний, совсем маленький лежал.
А голосок был еле слышен, тонок.
Им жалобно парнишка маму звал.

Как оказалось: его мама Зина,
Обманом взяв талон на эшелон,
И, отоварив, карточки на сына,
Из Ленинграда выбралась тайком.

Ребёнка бросив в ледяной квартире,
Оставив без еды и без тепла,
И чувствам материнским изменила.
На злую смерть тем самым обрекла.

…Соседка с койки подняла мальчишку
И из квартиры быстро понесла.
Был невесомым худенький парнишка.
(Соседка – мать «заразой» назвала).

Напротив жили Катя с тётей Верой.
Исполнилось девчушке десять лет,
Но Катя очень рано повзрослела,
Когда узнала, тети больше нет…

Она в бомбоубежище спешила.
Соседку повстречала на пути.
Ей тут же свою помощь предложила:
Помочь мальца в укрытие нести.

Соседка Кате отдала мальчишку
В дом снова заспешила по делам.
Девчушка в руки приняла парнишку.
Мальчишка легким был не по годам.

Успела Катя отойти от дома.
Раздался взрыв, и дом снесло, как стог.
Один военный, вроде незнакомый,
Парнишку Кате донести помог…