Сергей Виноградов - Наследие. Том второй (2016—2017)

А смех теперь, скажите мне, почём?

Я этим веком в клуб «своих» не принят

Я не такой как все – я в нём чужой

Я как бельмо в глазу у всех отныне

Со слишком честной, видимо, душой…

Я лишь старик с больным воображением,

Живущий вне реальности иной.

Пусть не туда души моей движение,

Но, может быть, не я, а век – больной?

Больному веку я такой не нужен

Больному веку нужен врач – не я.

А я и сам уйду по грязным лужам

В свой чистый мир, где ждут меня друзья…

Чёрный ворон, чёрный ворон

Надо мной, как смерть летает,

Полетай, не жди так скоро,

Даже смерть мой срок не знает…

Я и сам не знаю срока

Буду жить всё – сколько есть.

Только мне вчера сорока

Принесла дурную весть…

Мне сорока протрещала:

Собирайся на войну…

Ничего не обещала

Кроме смерти за страну…

За страну мою родную

Я, не против умереть,

И свой долг стране верну я,

А меня получит смерть…

Чёрный ворон, чёрный ворон

Ты опять ко мне вернулся

Подожди, теперь уж скоро…

Только смерти приглянулся,

Но не я, а мальчик этот

Почему-то, молодой?

Просто мальчик – был поэтом,

Ну, а я – старик седой…

Лечу к тебе сквозь високосный год

Из января в декабрь, минуя лето,

А может быть, совсем наоборот,

И вопреки движению планеты…

Я появлюсь, когда меня не ждёшь

Нежданно, неожиданно – поверь мне!

Но ты словам не веришь. Ну и что ж,

В окно взгляни – я там стою у двери…

С букетом роз стою в такой мороз

Я их принёс из будущего лета

А с неба ожерелье ярких звёзд

Тебе я прихватил с собой при этом…

Я не волшебник – просто я влюблён

Моя любовь – волшебная та сила,

Которая меня сквозь мрак времён

К тебе не раз волшебно приносила…

…А за окном опять сегодня снег

Ты у окна стоишь и ждёшь напрасно

Там у дверей какой-то человек…

Но он – не я. Мечтать не безопасно…

И всё равно сквозь високосный год

Сквозь все мечты и прочие приметы

Я прилечу. Скажу тебе: я вот

Весь твой теперь. Но это будет летом…

За стенкой у безного соседа

По вечерам заводят патефон.

И злые языки склоняют деда,

Мол, не совсем нормальный вроде он…

Хрипит весь вечер ржавая мембрана

С пластинки, чуть живой, звучит фокстрот

И, правда, дед какой-то очень странный,

Но стариков кто ж нынче разберёт…

В конце концов, к фокстроту все привыкли

И даже ждали тот вечерний час,

Когда он зазвучит привычно хрипло,

Но он не зазвучал на этот раз…

И как-то стало сиротливо сразу

Чего-то не хватало вроде бы…

Ведь дед не изменял себе ни разу,

Но никуда не деться от судьбы…

Нет музыки, и свет в окне потушен…

А без фокстрота что за разговор!

И не заметили соседи, как в их души,

Чужая смерть прокралась словно вор…

Когда-нибудь и мы с тобой отметим

Сначала шестьдесят, потом ещё

И будет продолжаться жизни счёт

При нас, потом без нас, на этом свете.

Сначала будут нам носить подарки

И тосты говорить. Потом цветы

По скромному. Без слов и суеты

Нам принесут однажды летом жарким…

…Когда-нибудь и нам с тобой отметят

Сначала сто, потом и двести лет…

Но если завтра наш исчезнет след

Уход наш, может быть, и не заметят…

Я в омут строк бросаюсь с головой

И отрешённый от всего живого,

Забыв про то, что сам ещё живой,

Хватаюсь за спасительное слово…

И ухожу в стихов небытиё.

Какой-то силой внутренней влекомый,

За рифы рифм хватаюсь… Не моё!

Но чьё-то до обидного знакомое…

А своего опять не нахожу

И снова на последнем издыхании

Слова свои с чужих перевожу —

С пока ещё неизданных изданий…

И чувствую измученным нутром,

Что вновь меня, увы, опередили.

Свои стихи они своим пером

С моей души всю ночь переводили…

Минуты нет душе покоя

Дела, потом – опять дела

Я от подъёма до отбоя

Рву, словно лошадь, удила…

Спешу всё выполнить и сделать

Боюсь куда-то опоздать.

И оказаться вдруг без дела

Мне не грозит, видать, опять…

А впрочем, было бы не худо

Вдруг оказаться не у дел

И самому сказать: не буду!

Я б делать это не хотел!

Вернуть забытые желания

Мечты вернуть, вернуть стихи,

Чтоб не будильник утром ранним

Будил меня, а петухи…

Гори, она, моя работа!

Пусть дел не будет больше впредь!

Но тут же – в первую субботу:

Как бы без дел не заболеть?!

И в понедельник утром рано

Хандре своей сказал: пошла…

Долой хандру! Долой диваны!

Да здравствуют мои дела!

Постучалась… В синем платье…

Тут же Музой назвалась…

– Что же, зря я время тратила?

Утром Муза взорвалась,

И забрала всё до строчки —

Нет ни денег, ни стихов,

От часов одна цепочка

И, конечно, ночь грехов…

Утром рубль из гонорара

Одолжил мне лучший друг

Для начала… Тут у бара

Я её увидел вдруг…

В синем платье, в белой блузе…

Вновь, как будто невзначай,

Напросился в гости к Музе:

– Пригласи, сказал, на чай!

Ночь в объятьях с ней я снова

Как положено провёл,

Но явился участковый

И с собой меня увёл…

А та Муза оказалась

И не музою совсем…

Я об этом рассказал бы,

Но, конечно же, не всем…

Ночь. Метель. Луны не видно.

Только ветер. Только снег…

До чего же мне обидно,

Что застрял я здесь навек

В этом брошенном трактире

Посредине пустоты

В чьём-то, но не нашем мире…

В нашем мире – я и ты.

В нашем мире всё иначе,

Здесь же больше никого

Только я, да ветер плачет.

Ни друзей и ни врагов,

Ни тебя, моя, родная…

Ни икон и ни свечей…

И тоска в душе такая,

Словно тысячу ночей

Я в плену у вьюги белой…

А всего-то три часа

Как три века пролетело…

Но бывают чудеса —

За окном метель утихла.

Месяц выглянул из туч.

Время вновь помчалось лихо…

…Подожди ещё чуть-чуть,

Я вернусь к тебе обратно…

Но душа – мой верный страж,

Мне шепнула виновато:

– Это тот мир стал не наш.

Всё продаётся. И святые тоже,

Когда в товар святые лики превращают,

А ярмарки – в молельные дома,

Когда святую веру извращают

Священники, сошедшие с ума,

Понять я не могу, кого попутал

Бес – верующих в Бога? Или тех,

Кто божий храм с торговым центром спутал,

А веру с бизнесом? И бесам для утех

На стенды выставляя Божью матерь,

Как экспонат и как рекламный брэнд…

Но, может, верой торговать нам хватит?