Борис Белокуров (Усов) - Эльд

Трусов рождала планета
Морлоков плодил Герберт Веллс.
Дверь открывается в лето
По технологии «Стелс».
Как не понять таксистам
Вагонеток, ушедших в Мальмстрем,
Вот так и горит рашн-резистанс
В пламени теорем.
Время сметает башни
Андромед и Кассиопей
День завтра станет вчерашним,
А еще говорят: «Не пей!»
В южных широтах льдины
Пропоют последнее «мурк»
Перекрести своё имя
Перед входом в Рулетенбург

Обездолен не очень
Но зато сполна обезличен —
Мир по определению не трагичен…

Стая сильна
Недобитым – хана
Всех добивает она
Каждая нация
Есть интонация
Жизнь абсолютно одна.

Сверкает планета Нета боками из зла и злата
И в каждом моём моменте секунды – те же стигматы
Стальные канаты нервов уходят в меридианы
И лапы хвойных деревьев роняют свои медианы
Когда умирают боги, о них остаётся память
Когда умирают люди, они часто дохнут, как твари
Когда умирают звери, их тени сходятся в крестик
Когда умирает верность, то любой вариант уместен

Расплывчатые пейзажи моих непонятных улиц
Мы жили. Однажды даже на краю рассвета проснулись
Спросите чьё-либо мнение: на что это было похоже?
Вербное воскресенье и заброшенный храм в Камбодже.
Ну а здесь в ледниковой зоне, где не слышно звёздной подсказки
Не выглядит моветоном смешать основные краски
Клумбы, могилы, клубы, несброшенные одежды…
И кровь растворяет кубик, кубик моей надежды

Вот так всё и происходило на одной из мельчайших родин —
Любимый герой – Годзилла, любимое слово – «Сходим!»
Глоток Земфиры там… «Лидии»… И опять прибиваться к стае
Планета Нета не видит. Не чувствует и не знает
Рок-группа составит райдер. В гитару воткнётся штекер
Пойдёт в лабаз гастарбайтер. Его прикончит streikbrecher
Уснёт над тобою Космос. И в мангровой роще панда
Сопит антрацитовым носом, теряя след Чайлд-Роланда

Смотри – черепаха, панцирь горой
Несёт на себе весь шар земной
Движется медленно, тихо ползёт
Всех нас знает наперечёт
На панцире правды несёт тяжкий груз
Там долг и любовь заключили союз
Она любит реки, фьорды, моря
И даже такого парня, как я…

И ещё раз: вот вам аллеи, растерянные в дороге,
Где, от ненависти стекленея – шли мои носороги
Шли мои крестоносцы, теряя копья и шлемы
Мир решит все вопросы, оставив одни лишь проблемы
Огненный остров Коньково и ни одного силуэта
Клёво? Конечно, клёво! И я всем благодарен за это.
Одна посреди зоопарка…
Один на фоне зверинца…
Вторая и третья арка, перерезанные границей…

Спит удивительный мир под сосновыми лапами
Амбициозно-печальных лоскутных огней
Альтернативно, как будто фантомные атомы,
Мы погружаемся в наше отсутствие дней

В том погружении взломщик простится с Сезамами
Гавань забудет о том, кто таков Магеллан
Многим придётся расстаться с своими Сюзаннами
Мало кто выберет нужную из Сюзанн

Люди теряют друг друга. И ладно. И нахер их…
Город как город – дешёвый прикол Сатаны…
Всё будет съедено солнечною росомахою
И субмарины достигнут своей глубины

Адреналиновый ливень пробьёт наши зонтики
Вдребезги рухнет на землю сердечный витраж
И из осколков я сделаю острые кортики
С ними возможно подняться ещё на этаж

Лифт принесётся к тебе. Улетающий вексель мой
Этой «испано-сюите» не нужен маршрут
В вихре слезинок и в танго нежнейшей аннексии
Нас оккупирует солнце коротких минут.

Сегодня, как и каждый день, ради тебя я буду
вновь смертельно пьяным
Прольётся водка. Оросит руины храмов моих Внутренних Пхеньянов
А за окошком Карфаген. Он бьётся пульсом и сверкает бирюзою
Аля-улю, мой странный зверь, ты сбился с курса,
не дошёл до мезозоя
И с каждой каплей крови, спирта ли, теплеет золотистый край лагуны
Но слышен хохот, топот ног. По берегам моим менты идут, как гунны
И вовсе не менты, а просто… Все друзья, все мои бывшие подруги
И даже Данте бы запарился определить, в каком им место круге

Терактом нежности мне в вену коготки свои вонзила Эна
Я долго прожил на земле. Земля – не я. Она теряет свою цену.
Земля страшна. Земля больна дезориентацией отсутствия покоя
Я помашу ей на прощанье коготками поцарапанной рукою

Который год меридиан крест-накрест падает на плечи параллели
Здесь жили люди иногда. Прошли года и эти люди охуели
Над ними ангел пролетал. Заплакал:
вот дисциплинарный санаторий,
Где, чтоб никто не отдыхал, они придумали отъезд и мораторий
Мой друг однажды поместил свой дом
в большой полиэтиленовый скафандр
И ограничил круг общения Марикой Рёкк и Царою Леандер
Не прав он. Лучше жить, как я,
и лучше пить среди бутылочного звона
Под тост: да сгинут Лена, Рейн и Енисей – все эти реки Вавилона

Конечно, эти темы лучше обсуждать в кафе за чашкой кофэ́
«Я не люблю людей». Откуда в этой песне голосок безумной Офы?
Скажу одно: рождён свободным каждый лев
и рождена свободной львица,
Но дай свободу человеку и начнётся – не остановиться…
И эти двое на скамейке уничтожены огнём своих же планов,
Им спьяну кажется: жирафы,
но над ними лишь каркас подъёмных кранов
Так создаются города. Так разрушается тоннель в эпоху Эдо,
Где самурайский кодекс запрещает говорить слова: уеду…

Эффектом бабочки мне в вену коготки свои вонзила Эна
Я долго прожил на земле. Земля – не я.
Она теряет свою цену.
Земля страшна. Земля больна дезориентацией отсутствия покоя
Я помашу ей на прощанье коготками поцарапанной рукою

Сегодня, как и каждый день, ради тебя я буду
вновь смертельно пьяным.

Ленивец-ревнивец у вечнозелёной лагуны
Ревнует любимую к скалам, ветвям и деревьям
Ревнует к мечу Немезиды и смеху Фортуны
И райские птицы – в слезах – отдают ему перья
И он заплетает венок, означающий траур
По всем многоточиям, так и не ставшим чертою
И, лапу впечатав (как там – в Калифорнии) в мрамор,
Сидит над разбитою раковиною морскою

Он знает, ему не узнать, что случится с тобою,
И только лишь сон принесёт ему успокоенье
И он засыпает под аплодисменты прибоя,
Но он знает точно, что сон этот будет последним.

А где-то она зажигает в бенгальском неоне
И рядом, в таком же неоне, виднеется… Кто ОН?
Всегда не одна, как луна на чужом небосклоне,
Где их 27, над планетою NeverAlone
А если одна – значит, тоже не с ним. Яркий парус
Прошёл по кривому пунктиру в какие-то Анды
Ленивец-ревнивец, слеза первобытна, как ярость
Ревнует её к парусам, кораблям и командам