Сергей Виноградов - Наследие. Том первый (1967 – 2016)

Начнут не тем награды раздавать.

Я шут и потому в речах я смелый.

Я просто шут, так что же взять с меня?

Придворный шут – любимец королевы,

А, может быть, её второе Я?

Когда я в слух читаю её мысли,

В глазах читаю боль её души.

Она же королева, ей бессмысленно

Шутить как я. Она при мне молчит.

Ведь у неё есть я – и шут и друг,

Который лишнего врагам её не скажет

И не подставит королеву вдруг,

А если что, поправит и подскажет.

О, если б так, я был б шутом всегда!

Но милость королевская проходит,

Как и мои, шутя, идут года

И старый шут когда-нибудь уходит.

Чтоб уступить вновь шутовское место

Другому – королю или шуту.

Я – королеский шут и, если честно —

Кто без меня заполнит пустоту?

– Давайте, мужики, поговорим…

– О выпивке, а может быть, о бабах?

– Мы в выпивке когда-нибудь сгорим…

– А выпить мы пока ещё не слабы!

– Нет, мужики, давайте о другом…

– О жизни что ли? Будь она неладна!

– Нет, мужики, о самом дорогом…

– Всё дорого теперь. Как чёрт от ладана

Бежишь от цен, аж прямо дрожь берёт.

– Эх, мужики, неужто непонятно?

– Понятно всё – проблем невпроворот,

К тому же завтра, говорят, зарплата.

Вот мы гульнём! Гульнём от всей души

И нашим бабам кое-что покажем…

– Эх, мужики…

– Да брось ты, не шурши,

Вот выпьем и полегче станет даже.

…И так всегда. И так везде и всюду:

О женщинах ни слова – словно нет.

Я им ору: Я завтра пить не буду!

– Ну и дурак – послышится в ответ…

Поют в церквах пасхальные стихиры

В них воздают свою любовь Христу,

А я спешу с тоской своей к трактиру,

К стакану прикоснуться, как к кресту.

В безбожии своём себя уверив,

Пьём водку с ней под колокольный звон.

Ведь всё равно любовь давно потеряна,

Душа с похмельем тоже выйдет вон.

Быть может ей покаяться хотелось,

Но я до покаянья не дошёл

И не успел – моё пустое тело

Наряд из вытрезвителя нашёл.

Без денег. Без души. И не опасным,

Как будто я сегодня и не жил.

А вдруг я умер? И на святую Пасху

Сам по себе молитву отслужил.

По дням своим растраченным впустую,

И по любви, не признанной тобой.

И нужен ли такой теперь Христу я?

Как не нужна и мне его любовь…

Мне говорят я по ночам кричу.

Всё может быть. Кричу, но не от страха.

Меня вы не будите, я хочу

В последний раз ещё сходить в атаку.

Чтоб друга защитить от пули злой,

От той, что наяву его сразила.

Чтоб друг мой был по-прежнему живой.

Но только я вернуть его не в силах.

И никаких моих не хватит лет

И слов моих простить себя за слабость.

Он мне тогда отдал бронежилет,

А подарил, выходит, жизни радость…

На твой спектакль я не достал билета.

Толпа у кассы. Людей невпроворот.

Увы, меня, безвестного поэта,

Тупой швейцар прогонит от ворот.

А ты в том зале. И свет уже потушен.

Висит над залом сладкий полумрак.

И разодетые в шелка и джинсы души,

Глазами так и жрут Гамлетов фрак.

И ты для них с ума сегодня сходишь?

Офелия! Родная! Не дури!

И Гамлет твой сегодня, пьяный вроде,

Всё лезет целоваться. Так умри!

Умри, Офелия! Умри как Дездемона!

Пусть я поэт и вовсе не актёр,

На сцену вырвусь – ты падёшь без стона,

А в зале урагановый восторг!

Швейцар вздохнёт: опять переиграли!

Под гром оваций унесут тебя

И долго буду я в ревущем зале

Стоять один, рубаху теребя…

Муза в гости пришла.

Здравствуй, Муза,

Проходи и садись ко столу.

Вот стакан, вот бутылка,

Вот ужин…

Закуси и начнём рандеву!

От восторга кричу: Ай, да баба —

Не моргнув выпивает стакан!

И на пол женский, видимо, слабый,

И скорее иду на таран.

А она, словно ведьма, хохочет:

Ты, поэт, вновь набрался уже.

И сидит за столом, между прочим,

Словно в прочном сидит блиндаже.

И глазами стреляет, как пушка.

И в квартире сплошной артобстрел.

Может Муза не Муза? Неужто

Снова чёрт ко мне в дом залетел?

Залетел на огонёк в опустевшую квартиру

Незнакомый паренёк так похожий на факира.

Оказался балагур, неплохой и скромный малый.

Говорил, что он Амур, но про это врал, пожалуй.

Посидели, погрустили, помечтали вместе вслух,

За знакомство пропустили. Тут он сразу и потух.

Пыль сошла со слов слащавых, Обнажилась плоти суть.

Мне кричал: начни сначала и стучал зачем-то в грудь.

Говорил: любовь – отрава, нашим женщинам не верь!

Мне от слов тех дурно стало – выгнал я его. За дверь.

Пусть Амур он, пусть Пророк он, но зачем же клеветать!

…Кто-то долго бился в окна – не хотел всё улетать.

На зеркало пенять не мудрено

И зеркало винить во всё не сложно

За то, что показало нам оно

Всё так как есть. Совсем не так, как можно.

А мы ему той правды не простили.

(Смотреться в зеркало порой небезопасно).

Бьём по лицу стеклянному в бессилии —

Нет зеркала! Но образ тот ужасный,

Как оказалось, мы в себе носили…

Утро. Будильник орёт. Ненормальный!

Вахтёр у ворот, как салага-дневальный.

Старуха с мешком вновь у дома напротив —

Я семечек тоже пощёлкать не против.

Но мимо куда ж я несусь так ретиво?

Ах, да, за углом – жигулёвское пиво,

Потом – в магазин. И начнётся разгул!

…Вот так и случается первый прогул.

Люблю цветы. Безумно и безмерно!

Не выразят любовь и сотни слов.

Вы розы любите, к примеру,

А я люблю – чертополох…

Вы розы покупаете любимым.

Цветов прекрасных я купить не смог,

У магазина проторчав напрасно.

И подарил жене чертополох…

И пусть букет мой будет неказистым

Лишь ты скажи, что он совсем не плох,

Ведь розы увядают слишком быстро,

Зато во всю цветёт чертополох!

…Так и в стихах: благоуханье красивых слов,

Как пышных роз, в десятках строк,

Но вот доходит до признания в любви —

В словах чертополох…

Поставить бы в том месте точку,

Чтоб лишнего, не дай мне Бог,

Вдруг не сказать. А между строчек

Уже пророс чертополох…