Яков Есепкин - На смерть Цины

Нам в четверг суждено умереть,
Потому не страшись воскресений.
Белый снег и во гробе гореть
Будет светом чудесных спасений.

Всё боялись наперсники лжи
Чайльд Гарольда узнать в гордой стати,
Ненавидели всё, так скажи,
Чтоб шелками стелили полати.

Лишь однажды поддавшись слезам
Фарисейским, пустым уговорам,
Мы погибли, как чернь к образам,
Соль прижглась ко святым нашим взорам.

Мы погибли и в твердь фиолет
Не вольем, крут гостинец окольный,
Но для Господа правого нет
Мертвых, свет и заблещет – престольный.

Всяк воскреснет, кто смерть попирал
Новой смертью, мы ж в гниль окунулись
Здесь еще, слыша адский хорал,
И смотри, до Суда не проснулись.

В ямах нас багрецом обведут,
Но не выжгут вовек Божьей славы,
Эти черные взоры пойдут
К звезд алмазам – для мертвой оправы.

По средам лишь птенцов ангелочки жалеют,
Вдоль убойных колод извилися огни,
Ах, на них ли, Господь, наши пухи алеют.

Коли не было сил страстотерпствовать-жить
Раздарили венцы, не пречли обереги,
Так и неча теперь о любови тужить,
Геть венечную бель восточати на бреги.

Поперхнулись одно мертвокровной водой,
А хотели всего из кринички напиться,
И юродствуем днесь пред безумной Звездой,
Вот сойдем – набегут в нашу кровь заступиться.

Не избыли мучительный гнус,
Нас по черной иглице влекли
И в зеленях рыдал Иисус.

Желтых нет иль соцветших чернил,
Но из Леты прельется Звезда,
Поелику Спаситель хранил
Убиенных невинно всегда.

Скажет Он: «Эти лики темны,
Только истинно вам говорю,
Их виждите у яркой стены,
Лишь они присномилы царю.

Оттого ли, что всех предали,
На заклания выдали чад,
Будет в тьме иудейской земли
Только желтию цвесть вертоград».

Ничего откупить не сумели в миру,
Лихоимцы взяли даже сребра колечки,
И трапезничать им за сие на юру,
Нощно пити, а мы восчадим, яко свечки.

И морили ж, Господь, сирых чадов Твоих,
Заставляли алкать вод из мертвой криницы,
Хлебы травлены есть и черствиться на их,
Что чертоги златы, как червеют вязницы.

Вот и кончилась жизнь, и пришли мы сюда,
Смертью трачены все, в жалкой рвани-старизне,
Буде промысел Твой – выбирай невода,
Розных ангелов кличь, весело им во тризне.

Наши слезы одно горних царствий красней,
Отгремели пиры, вспоминанья, Господе,
Тлеют с первой Звездой, мы не виждим огней,
А и сами горим бойной кровью в колоде.

Во алтарные идя врата,
И падем на худые колени,
Беспричинная смерть золота.

Если наши кровавые тризны
Много дали терниев лубкам,
Отречемся от бойной старизны
И раздарим венцы ангелкам.

Это, Господи, мы лишь стучимся
В алтари, осыпаючи злать,
Крови нет, хоть зеленью сочимся
И кричим, и кричим – исполать.

И прогнали мошку с побледневшего смертно чела,
Вновь аида-царя в имяреке глупцы не узнали,
Восвояси пошли, и была их печаль весела.

Золотой, золотой Ершалаим безмолвствует втуне —
Кровь Христоса ли смыть, как потянут на стогны царей
И распнут за любовь, не Марие, а жалкой матруне
Чернь дозволит рыдать близ крестов и чумных алтарей.

Подходила к ним Смерть и ея не узнали надежи,
Голубые цари, Ершалаим омыла гроза
И во бели садов замелькали исчерные рожи,
И сквозь кровь пропеклась Иисуса больная слеза.

Хорошо ль балевать на поминках по Божием Сыне,
Мед и пиво алкать, запивати худое вино,
Буде всех провели, до последней звезды на помине
Вас и вырежут всех и упрячут потайно в рядно.

Человеческий сын, а не мальчик Господний гуляет
В белом льне и цветках, возлюбившим его говорит,
Чтобы шли по домам, и слезою убийц похмеляет,
Прекровавой слезой – нощных звезд она ярче горит.

Всё искали блажную Звезду.
Смерть пугала зимовой своей ворожбой,
Забываясь в исчадном бреду.

Драгоценные вкруг прележали снега —
Хлеб для нищенской нашей сумы.
Во любови топилися их жемчуга,
Наливались отрутью зимы.

Светлый Господь, почто же твои голубки
Сатанеют в горнилище нег —
На изгнившие темных венков лепестки
Осыпается искристый снег.

И войдем в безымянные Божьи хоромы.
Наши кости черны для вороньей потехи
Да горят вечной славой пустые шеломы.

Страстотерпцы встречалися нам по дороге
В змейках крови, с побитыми сребром перстами.
Забывали всечасно о Господе Боге,
Припадем уж теперь к Его ризе устами.

Скажет Господи: «Черни избыты потравы,
Чада вольны, во аде пусть кружат вороны.
Воплетайте в венцы свои сорные травы,
Слезы скудные лейте на эти короны».

Разве ангелы косточки наши поднимут,
Возрыдавши, снесут их к заросшему храму,
Поелику измертвые чада не имут
Ни любови Господней, ни царского сраму.

Примеряя, ты станешь прощаться
И тогда различишь наконец
Круг, в котором нам присно вращаться.

Ад в зерцале ослепший лишь зрит,
Не ищи тень мою и в Колоне,
Ибо царскою оспой пробит
Взгляд и вылит в багрец на иконе.

За погибших в неравном бою,
Смерть поправших и проклятых миром
Ты в последнем застолье сию
Кровь зажги над церковным потиром.

Пусть горит она с барвами тьмы,
Вместе с утварной ветошью тлеет,
Горький цвет всеблагой суремы
Тем дарит, кто себя не жалеет.

Так и мы не жалели себя
И, смотри, ведь успели некрасно,
Сколь хранят и карают, любя,
Ангелки – вознесемся безгласно.

Аще нам вкруг пенатов летать
Васильковою твердью преложат,
Будем тихо еще соцветать,
Разве тристию первенцы множат.

Даже злато не нужно судьбе,
Не застолье у нас, а поминки,
Циннобер, виждь, влечется к тебе
Синью уст, окунавшихся в цинки.