Юз Алешковский - Песни

И «кисы» мы, и «ласточки»
за наш за нежный труд,
вот только из палаточек
нас замуж не берут.

Я плакала тихонечко,
я напивалась в дым,
я ехала в вагончике
по рельсам голубым.

В брезентовой палаточке
за ширмой расписной —
жисть моя в белых тапочках,
а рядом — милый мой.

Лондон — милый городок,
там туман и холодок,
а Профьюмо — министр военный -
слабым был на передок.

Он парады принимал,
он с Кристиной Киллер спал
и военные секреты
ей в постели выдавал.

Вышло так оно само —
спал с Кристиной Профьюмо,
а майор товарищ Пронин
кочумал всю ночь в трюмо.

Лондон — милый городок,
там туман и холодок,
только подполковник Пронин
ни хрена просечь не смог.

Он сказал себе: «Ны-ны,
мы не так печем блины,
чтобы выведать все тайны,
мы отныне влюблены!»

...И японский атташе
был Кристине по душе.
Отдалась ему девчонка
через полчаса уже.

Он в соитии молчал,
обстановку изучал,
чтобы выведать все тайны,
трое суток не кончал.

Дело было таково,
что, добившись своего,
он был премирован «Маздой»
и полковничьей звездой.

Лондон — милый городок,
там туман и холодок.
Если ты министр военный,
контролируй передок.

Если ты министр военный,
то в постели будь таков,
как маршал Блюхер, как Буденный,
и Устинов, и Грачев!

Из вида не теряя главной цели,
суровой правде мы глядим в лицо:
Никита оказался пустомелей,
истории вертевшей колесо.

Он ездил по Советскому Союзу,
дешевой популярности искал,
заместо хлеба сеял кукурузу,
людей советских в космос запускал.

Он допускал опасное зазнайство
и, вопреки усилиям ЦК,
разваливал колхозное хозяйство
плюс проглядел талант Пастернака.

Конечно, он с сердечной теплотою
врагов народа начал выпускать,
но водку нашу сделал дорогою
и на троих заставил распивать.

А сам народной водки выпил много.
Супругу к светской жизни приучал.
Он в Индии дивился на йога.
По ассамблее каблуком стучал.

Он в Африке прокладывал каналы,
чтоб бедуинам было где пахать...
Потом его беспечность доконала,
и он поехал в Сочи отдыхать.

А в это время со своих постелей
вставали члены пленума ЦК.
Они с капустой пирогов хотели.
Была готова к выдаче мука.

Никита крепко осерчал на пленум.
С обидой Микояну крикнул: «Блядь!»
Жалея, что не дал под зад коленом
днепропетровцам, растуды их мать...

Кирнувши за наличные «Столичной»,
Никита в сквере кормит голубей.
И к парторганизации первичной
зятек его приписан Аджубей...

Эрнесто Че Гевара
Гавану покидал,
поскольку легкой жизни
он сроду не видал.

«Прощай, родная Куба,
прощай, мой вождь Фидель,
прощай, мой министерский,
мой кожаный портфель!»

«Хоть курочку в дорогу
возьми!» — кричат друзья.
Сказал Гевара строго:
«Мне курочку нельзя.

Мне курочку не надо,
я в нищую суму
кусочек рафинада
кубинского возьму.

Возьму его с собою,
до гроба пронесу,
а если будет горько,
возьму и пососу».

Разлука ты, разлука,
чужая сторона.
Марксистская наука
теперь ему жена.

Старшой сынок — Гизенга,
а младший — Хо Ши Мин,
а деверь — каждый честный
китайский гражданин.

Как призрак по Европе,
Че Африкой прошел,
нигде покоя сердцу
бедняга не нашел.

Хотел свалить Сукарну,
но вылетел в трубу,
зато в бурлящем Конго
свалил Касавубу.

Тираны, трепещите!
Мужайтеся, рабы!
Придет вам избавленье
от классовой борьбы.

Удачного момента
Че ждет в одной стране
и платит алименты
покинутой жене.

Есть зоопарк чудесный
в районе Красной Пресни.
Там смотрят на животных москвичи.
Туда-то на свиданье
с холостяком Ань-Анем
направилась из Лондона Чи-Чи.

Мечтая в реактивном самолете
о штуке посильней, чем «Фауст» Гете.

Она сошла по трапу,
помахивая лапой.
Юпитеры нацелились — бабах!
Глазенки осовелые,
штанишки снежно-белые,
бамбуковая веточка в зубах.

А между тем китайское посольство
за девушкой следило с беспокойством.

Снуют администраторы
и кинооператоры
и сыплют им в шампанское цветы.
Ань-Ань, медведь китайский,
с улыбкою шанхайской
дал интервью: Чи-Чи — предел мечты.

Но между тем китайское посольство
за парочкой следило с беспокойством.

Оно Чи-Чи вручило
доносы крокодила
и докладную
от гиппопотама:
Ань-Ань с желаньем низким,
а также ревизионистским
живет со львом из Южного Вьетнама.

Чи-Чи-Чи-Чи, ты будешь вечно юной.
Чи-Чи-Чи-Чи, читай Мао Цзэдуна.
Вот эта штука в красном переплете
во много раз сильней, чем «Фауст» Гете.

Дэн Сяопин Ань-Аню
готовит указанье
«О половых задачах в зоопарке».
Ответственность и нервы...
Использовать резервы...
И никаких приписок по запарке.

И принял Ань решенье боевое —
с Чи совершить сношенье половое.

Уж он на нее наскакивал
и нежно укалякивал,
наобещал и кофе, и какао.
Но лондонская леди
рычала на медведя
и нежно к сердцу прижимала Мао.

Целуя штуку в красном переплете,
которая сильней, чем «Фауст» Гете.

Ань-Ань ревел и плакал,
от страсти пол царапал
и перебил две лапы хунвейбинке.
А за стеной соседи,
дебелые медведи,
любовь крутили на казенной льдинке.

Китайское посольство
следило с беспокойством,
как увозили в Лондон хунвейбинку.

Она взошла по трапу,
хромая на две лапы.
Юпитеры нацелились — бабах...
Глазенки осовелые,
штанишки снежно-белые,
бамбуковая веточка в зубах...

Ань-Ань по страшной пьянке
пробрался к обезьянке
и приставал к дежурной тете Зине...
Друзья, за это блядство,
а также ренегатство
ответ несет правительство в Пекине.