Павел Лазарев - Горит моя звезда

Лишь линия, рисующая пульс

На мониторе у больничной койки,

Ее изгибы знаю наизусть.

Горит моя полярная звезда

И дым скрывает смог под фонарями

Я снова пьяный, вроде как всегда

В дурмане мыслями за карими глазами

Октябрь тлел на пару с сигаретой

Бежала жизнь, проспект не успевал

Я много думал о прошедшем лете

Теряя из виду знакомый мне квартал

А после спал, на время перегонов

Из мира в мир несло меня метро

Я помню все от шепота до стонов,

Я был везде, но без тебя – никто

И мир пустой, а радости в прогулках

Пришла на смену серая тоска

Корявой надписью на стенах в переулках —

Она ушла. Закончилась весна.

А это значит, лето как в тумане

Горит звезда, я не считаю дней

Октябрь тлеет, смог под фонарями

Лед скоро скроет путь для кораблей

Вечер. Петрога и я ускоряю свой шаг

Чтобы не мёрзнуть.

Переулок крадет, темнотой укрывая от ветра.

Шумное черное небо, и в мыслях добавьте звезды.

В нашей подземке не видели теплого света

С тех самых пор, как ты улетела на небо,

Эскалатор унес твой парфюм, когда я выходил из вагона

Поздно, и стук уходящих колес безответно

Делил мою душу на до и после, как листья картона,

Как я сигаретную пачку, что купил ровно час назад.

Мир погрязнее, чем бара помойки,

Сквозь кашель- глаза болят

От света. В палате больничные койки,

На деле сильней чем яд.

С головой в одеяло – не хочется мерзнуть,

Без света туннель в конце.

Молю, подарите для неба звезды,

Мне холодно. Мне пиздец.

Спи. Может быть завтра мы станем немножечко лучше,

вся жизнь перестанет вмещаться в неделю,

И каждый из нас по заслугам получит.

Наше солнце взойдет нужно только поверить,

А пока за окном только шелест деревьев,

И на фоне их тени ты, нежась в постели,

Говоришь мне о мире где лучше, я верю,

Но глаза закрываю и снова в апреле.

Захлебнуться весной и единственной целью

Снова стало проснуться с утра без похмелья,

Будто все не так плохо, и птицы запели.

Это ты говоришь мне о лучшем в постели

Перед сном, а я вновь тебе верю.

Ведь завтра мы станем немножечко лучше,

И каждый из нас будет снова кому-нибудь нужен,

А пока засыпай, жизнь уже за пределом недели,

Но по-прежнему так и не встала с постели

Упала ночь. Как боль зубная,

Во славу Бога, чья-то милость!

Средь фальши искренность людская

Червонцем по полу скатилась.

Крылья вырежут все километры дорог

Между мной и тобой, но не вдоль- поперек

И останется нить с бесконечной длиной,

Боги ткут мои сны, я живу – лишь тобой.

Как печально, что я опоздал не успеть

На последний мой рейс, но успел улететь.

Как печально, что ты села в поезд одна,

И не я тебя вслед провожал у окна.

Эти наши пути параллельных прямых

Мы чертили не здесь, для законов иных.

Только наша любовь не смогла победить,

Этот мир для других, мы не сможем тут быть.

Ветер пусть унесет вслед за шумом дождя

Неудержанный зонт, на пороге – не я,

И не ты из окна мне кричишь заходи.

Мы с тобой не смогли удержать высоты.

Твой четвертый этаж, первый мой новый год,

Ждет под елкой игрушкой для нас самолет,

Где соседние кресла для нас, высота

Как маршрут, эшелон и глиссада – одна.

Две прямые слились в одной тонкую нить

Крылья вырежут все, я продолжу любить

Мы шли широкой поступью и никому не верили,

Искали здесь любовь, стреляли наповал,

Не днями жили год, от радости – неделями

Бежала наша жизнь, не делая привал,

За правдой недосказанной, тут коротая вечности,

Сорили в пустоту гвоздями из ведра,

Сжигали доски с крыш, скворечник человечности,

«Еще не вечер» думая до самого утра.

Смолой привычной серости измазались под рельсами,

Наш бронепоезд слабостей ломал стеклянный мост,

В столетье одиночества открытый погорельцами,

Не видящими полночью за факелами звёзд,

Засаленных молитвами не безвесть, но пропащими

Людьми забитых в угол от смысла бытия,

В порывах благородия стать частью настоящего,

Закрыв глаза пред данностью принятия себя.

И на развалах идолов, собой же похороненных,

Мы тушевали грязь, назвавшись человек,

Ведь нет на свете тех, кого бы мы не поняли,

Как тех кто б понял нас, нам не сыскать вовек.

Поджигай шелуху сухих от осеннего солнца листьев,

Предварительно вырвав скелет грубой силой из черствых тел.

Позолотой вечерней оков на немых языках и цинизма наполненных лицах,

Квинтэссенцией стань детских глаз, отражением сделанных дел

На мерцающем, в полночь ослепшем, из дальних углов ночнике,

Той последней надеждой углей за ресницами жаром голодных,

Мотыльком, чьи прозрачные крылья туманом зальются во тьме,

По кирпичной стене вслед за трещиной ветра дыханьем холодным.

Будто шваброй на утро по полу гоняя разлитую с вечера тень,

Дирижером оркестра стреляя по клавишам солнца лучей,

Отсыревшим от сырости, бьющим сквозь окна. обыденный день

Поджигай позолотой вечерних оков мотыльком у голодных углей.