Михаил Годов - Лишь в Ростове я дома

Хоть всюду тот же трафарет
И ширпотреб архитектуры.
Но то, что чувствует поэт,
Таит души клавиатура.

Из каждой клавиши её
За нотой ноту извлекаю:
И снова в будней бытиё
Любви мелодию вплетаю…

Наш дворик на Большой Садовой,
Между Газетным и Большим…
Я говорю с тобой по новой,
Воспоминаньем пьяный в дым.

Всё тот же домик двухэтажный.
Подъезд. И наши три окна…
Такой же, тихий и отважный,
Ты пережил все времена.

Ты столько лет родным был кровом.
Ты дал мечтам моим приют.
Все были живы и здоровы,
Семейный ты берёг уют.

Хотя «частичные» удобства
Нам отравляли скромный быт,
Но был ты полон благородства,
Гостеприимен и открыт.

Былое заключая в раму,
Храню картины прежних дней.
В далёком детстве снова мама
Меня встречает у дверей…

Порхает гимнастка под куполом цирка.
Глаза у мальчишки восторгом сияют.
В брезентовой стенке проделана дырка,
И он через дырку за ней наблюдает.

Был цирк «Шапито» прямо рядом со школой.
Нам в детстве везло – вот такие приколы.
Мы прямо с уроков в тот цирк убегали,
Ведь цирку мечты мы свои доверяли…

Во времени в прошлое сделана дырка,
И память меня в эти дни увлекает.
Порхает гимнастка под куполом цирка.
Глаза у мальчишки восторгом сияют…

Глаза размером в пол-лица,
А в них – сердечность и участие.
Я понимаю, мам, отца:
Он в жёны брал сплошное счастье.

Когда он в госпиталь попал
И ты, как врач, его лечила,
В твоих глазах он вмиг пропал…
А ты за что его любила?

А впрочем, это не секрет:
Художник, ставший вдруг героем, —
Почти шекспировский сюжет!
Я вам завидую обоим…

Я – плод родительской любви,
В любви зачатый и рождённый.
Я – плод родительской любви,
К любви навек приговорённый.

Ведь в жилах кровь отца течёт,
А он любил безумно маму.
В игре на чёт или нечет
Мне выпал жребий тот же самый.

Ей с фронта каждый день писал
Отец в любви признаний ворох
И бесконечно был ей дорог,
Петрарка был их идеал.

Большое счастье им досталось,
Но с ним не сладили сердца.
Лет через шесть они расстались.
А я… я вырос без отца…

Мой прадед с величием Бога
С портрета в глаза мне глядит.
Не хватит метафор и слога,
И рифм ограничен кредит,

Чтоб выразить всё, что во взоре:
Как он в своей скорби велик!
Какое вселенское горе
В нём высветил времени лик!

И болью искривлены губы,
В чертах – вековая тоска,
Морщины изрезали грубо
Лицо от виска до виска.

И красок повыцвело масло,
Соскобы, как шрамы, видны,
Но виден в картине той мастер:
Отец… а портрет дней войны…

Мой дед – профессор и жуир,
Светило нашей медицины
И дев мечтательных кумир —
Он идеалом слыл мужчины.

Недаром бабушка моя
В него без памяти влюбилась.
Но их прекрасная семья
До срока вдребезги разбилась.

Но в этой жизни непростой,
Где чувство призрачно и хрупко,
Она осталась однолюбкой…
А дед женился на другой.

ЦГБ – ростовская больница,
Здесь «пахала» мама тридцать лет
(Тридцать два, чтоб не оговориться)
И была большой авторитет!

И лечила «язвы тел» рентгеном,
И лечила души добротой…
И во мне её прижились гены,
Хоть избрал я путь совсем иной.

По стопам твоим, как ты хотела,
Не пошёл я и не стал врачом.
Но врачую душу я и тело
Безыскусным, искренним стихом.

Меняет город прежнее лицо.
Не узнаю я старого Ростова.
Всё чаще слышу «крепкое» словцо,
Всё реже слышу ласковое слово.

Скупают город прямо на корню,
И правят бал воры и нувориши.
И на Большой Садовой «авеню»
У старых зданий тихо «едут крыши».

«Бистро» и «маркет», «казино», «бутик» —
Рябит в глазах от импортных словечек.
Попал в опалу наш родной язык.
Он в услужении у заморской речи…

Самодовольство сытое витрин
Заворожит бездомного калеку…
А вдруг возьмёт он в руки карабин
И у гранаты молча дёрнет чеку?..

В природе вновь сплошная кутерьма —
Мы из зимы шагнули сразу в лето.
Что бы о том сказал Прутков Козьма?
А я в любви всегда ищу ответа.

Изменчив ты, как женщина, Ростов,
И резковат порою, как мужчина,
Не признаёшь в любви полутонов
И не привык дружить наполовину.

Хоть буйный нрав с годами поостыл,
Ты повзрослел и чуть остепенился.
Тебя таким когда-то полюбил.
Такой, как есть, ты в сердце уместился.

На Ворошиловском мосту
Расположились рыболовы.
На Ворошиловском мосту
Проблематичные уловы.

Поток машин впритирку мчит,
Чадит, гудит и оглушает,
И плавно Дон внизу бежит,
Рыбак, гляжу я, дело знает.

Держа удилище, как флаг,
И, как ребёнок, веря в чудо,
Он ворожит себе, как маг,
Стоит, застыв, как белый Будда.

Цветут ростовские каштаны.
Их свечи нежно розовеют.
И, как от сладкого дурмана,
Моя душа от счастья млеет,

И погружается в нирвану
По всем канонам аюрведы,
И поглощает жадно прану
Взамен привычного обеда.

Валторны, скрипки, барабаны
В ней ни на миг не умолкают…
Цветут ростовские каштаны,
Цветеньем жизни потакают.

На Театральной бьют фонтаны,
Как колокольчики звенят.
И труд свой скромный неустанно
Они, как таинство, творят.

Подобьем лёгким водопада
В прохожих капельки летят.
Воды весёлая ламбада,
Ажурных струй мажорный лад.

И театра Горького громада —
Напротив стелы силуэт,
И женщин летние наряды,
И солнца нестерпимый свет…

Едва отшумели в Ростове метели,
И солнце пригрело, и лужи блестят…
Коты прилетели… Коты прилетели!
На дереве кошки, как птицы, сидят!
Гляжу и глазам в изумлении не верю,
Ведь в рот я спиртного ни капли не брал.
Грачи? Нет, коты! Я на ощупь проверю…
Неужто Саврасов в картине соврал?..