Александр Омельянюк - Емеля-2 (Часть 2. Детство, отрочество, юность)

Согласилась тогда мать,
На отца давай пенять:
Что ты, пьяница несчастный!?
Рок судьбы моей злосчастный!
Мне приходится опять
Емельяна подставлять!

И сама взяла топор,
Хоть был с сыном уговор,
И лишила головы
Того гуся… без балды.
И то сыну объяснив,
От греха враз оттеснив:

Не́чего тебе пока.
Мал ты на таки дела.
Чем всё зло в себе копить,
Научился бы любить.

Вон, возьми, погладь ты кошку,
Усадив её к окошку.
Потом к праде́ду подойди —
На печи лежит, ети!

И разгладь его бородку.
Не давай вот только водку,
Как попросит он тебя,
Свою любовь к тебе неся.

Попроси лишь рассказать,
Как в войну, в какую рать
Он хотел давно податься,
Чтоб «зелёным» не скитаться.

Расспроси ты и у деда.
Вон у печки лёг без пледа.
Да накрой его слегка,
Подоткнув плед под бока.

Расспроси ты и его,
Как рука его… того.
Как он чувствует себя,
Столько лет свой крест неся?

Будь поласковее к люду,
И к скотине, тогда буду
Добрым я тебя считать,
Как родная твоя мать! —

Подошла она к Емеле,
Голову склонив к постели
Свёкра, что храпел во сне,
Сны видавши о весне.

И припала к груди сына.
Хоть и не была красива,
Но любил Емеля мать!
( Зачем такое мне скрывать?)

Детство так прошло Емели.
Годы быстро пролетели.
В школу он теперь ходил —
Интересным находил.
Взялся сразу он за гуж.
В любом деле стал он дюж.

Стал средь лучших в классе вскоре,
Развиваясь на просторе.
В классе пятом он дошёл…
В о́трочество так вошёл.

Раздался́ Емеля вширь,
Стал почти что богатырь.
За его спиной широкой,
От доски скамье далёкой
Второгодник-друг сидел:
В общем, парился без дел.

От безделья и от дури,
И в мозгу от всякой хмури
Второгодник стал страдать,
И проказы выдавать.
Звали все его Валера,
Но в глаза, а так: «холера».

Был ленивым он в учёбе,
Хоть не глупым слыл он вроде?
Симпатичный ведь дурак
Хулиганить стал мастак.
Девки все вокруг гурьбой.
Их он щупал по одной.

Подставлял он Емельяна,
Намекая на болвана,
Что болтался меж колен,
Пока хозяин не у дел.
Так толкнёт к Емеле девку —
Не целованную целку.

Налетит млада грудями.
Её ж встретит он мудями,
Тут же этого смутясь,
Естество выда́ть боясь.
Та ж, краснея, отойдёт.
У Емели же встаёт.

А другого звали Шурик.
Рыжим был, по сути дурик.
За одной с Емелей партой
Он сидел краплёной картой.
Делать всё умел и сразу.
Но гадёныш был, зараза.

Емеля знал о том давно,
Что этот друг его – говно!
Так как он завистлив был,
Потому и гадом слыл.
То бывает на селе,
Да и в городе, везде.

Первый друг задирой был.
Звал его «Крестьянский сын».
Это нравилось Емеле:
Да, сынок он, в самом деле!
И крестьянский же притом,
И имеет крепкий дом.

Дом силён всегда углами,
Да столом под образами,
За которым дед и бабка,
И детишек полна лавка:
Расплодился род людской
Недалече, под Москвой.

Со вторым дружком на пару
В классе мог задать всем жару —
В смысле спорта и работы —
Не те… в том возрасте заботы.
Вместе оба и играли.
Тон другим тем задавали.

Брали в классе с них пример.