Ashiel Neronamyde - Оды любви и смерти

Кто теперь будет простёрт на мосту?

Это война. Вот гремит канонада –

Взрывом кого же из вас разорвёт?

Это война – милосердья не надо –

Кто-то из вас в мир загробный уйдёт.

Чувство не может быть прочным и вечным –

Нежность от краха его не спасёт.

Кто, искалеченный страшным увечьем,

Тяжесть на сердце своём унесёт?

Не говори, что любовь вечна, ибо и она имеет завершение. Не говори, что она есть счастье, ибо однажды она доставит тебе мучения. Не говори, что любовь – это Эдем, ибо она – выжженное поле брани. Не говори, что любовь – союз душ, ибо она – дуэль, и один из дуэлянтов выстрелит первым…

Скажи мне, почему лучшее из всех чувств приносит страдания куда больше, чем ненависть? Почему в те моменты, когда я ненавижу, на моих губах играет пусть злобная, но улыбка? И почему любовь заставляет меня кривить рот в страдальческом оскале?

***

Расскажи, почему, когда ты говоришь

О том чувстве, что люди любовью зовут,

Ты увядшей листвой на душе шелестишь

И слова бьют больнее, чем каменный кнут?

Расскажи, почему я при слове «люблю»

Вижу в зеркале горестно-злобный оскал?

Почему валерьянку флаконами пью

И из глаз вдруг течёт раскалённый металл?

Расскажи, почему, когда ненависть вдруг

Разрастается в сердце, что гнусный сорняк,

Ощущаю я лёгкость слабеющих рук:

Разрушая, она обновляет меня?

Расскажи, почему ненавидеть всегда

Куда легче, чем верить в себя и любить?

Почему при дыхании стынет вода?

Почему словом можно сломать и убить?

Расскажи, почему я так громко смеюсь,

Когда ненависть правит парадом в душе?

Может быть, потому, что я дико боюсь

Страстно-чёрных чарующих шёлком кружев?

Посмотри на меня – я сломана,

Я боюсь, мне уже не подняться.

Посмотри, я оглохла от гомона,

А они продолжают смеяться!

Посмотри на меня – я сломана,

Я боюсь, мне уже не подняться.

Посмотри, я слепа – то вороны

Продолжают со злобой клеваться.

Посмотри на меня – я сломана,

Я боюсь, мне уже не подняться.

Я невидимым чем-то скована,

И вокруг кошмары роятся!

С твоей точки зрения я – паразит:

Ведь мне без души твоей старость грозит.

Но что можешь знать ты, презренный мон-кей,

О боли и древней печали моей?

Такие, как ты, не могли говорить,

Когда мой народ умел мир сотворить.

Мы горя не знали в величьи своём,

Пока нас не стёрло голодным огнём!

О милосердии мне не шепчи –

Сердце моё отрицает его!

О милосердии мне не шепчи –

Я уж не помню лица твоего!

О милосердии мне не шепчи –

Ведь Та, Что Жаждет, всё время со мной!

О милосердии мне не шепчи –

Совесть мою не гнетёт под виной!

Ты хнычешь и ноешь, о, глупый плебей

О жалости к смертной персоне своей.

Неужто ты думаешь, жалкий мон-кей,

Что я пощажу одного из людей?!

Неужто считаешь, что душу твою

Ценю я дороже, чем жизнь свою?!

Бессмысленно, глупо рыдать и молить –

Я только стремлюсь твои муки продлить!

О милосердии мне не шепчи –

Сердце моё отрицает его!

О милосердии мне не шепчи –

Я уж не помню лица твоего!

О милосердии мне не шепчи –

Ведь Та, Что Жаждет, всё время со мной!

О милосердии мне не шепчи –

Совесть мою не гнетёт под виной!

Я стольких ломала подобных тебе,

Своей покоряясь кровавой судьбе!

Неужто ты думаешь, будто бы я

Вдруг вспомню про жалость сейчас для тебя?!

Чем громче кричишь, тем приятнее мне

Проделать брешь в хрупкой непрочной броне,

Что слабая воля твоя создала

Из тонкого веры цветного стекла!

Чем громче кричишь, тем я громче смеюсь –

Сегодня твоею я мукой упьюсь!

Ты будешь, стеная, о смерти просить,

Но я не хочу, не могу пощадить!

О милосердии мне не шепчи –

Сердце моё отрицает его!

О милосердии мне не шепчи –

Я уж не помню лица твоего!

О милосердии мне не шепчи –

Ведь Та, Что Жаждет, всё время со мной!

О милосердии мне не шепчи –

Совесть мою не гнетёт под виной!

Болтер в руке моей – ты на прицеле,

Но твой клинок упирается в грудь.

Радость войны – словно дрожь во всём теле;

Радость того, что сражение – путь.

Взгляды встречаются, чаще дыханье,

В венах пульсирует адреналин.

И лишь одно занимает вниманье –

С поля уйдёт из нас только один.

Воздух, пропитанный запахом смерти…

Волосы ветер в лицо мне бросает…

Судьбы сплелись черноте круговерти…

Взрывы поверхность планеты вскрывают…

Пальца движенье… Курок… Грянул выстрел –

С грудью разорванной падаешь ты.

Но, поражённый, ты всё ещё быстрый:

Я жертвой стала твоей быстроты.

Меч под ключицей – низринусь я рядом.

Друг против друга лежим на земле.

Герб на наплечнике гаснущим взглядом

Я изучаю в густеющей мгле.

Череп с крылами, инсигния – в красном…

В красном меж ними различия нет.

Смерть упрощает мир, делает ясным –

Мы, умирая, лежим на земле…

Ты благороден и бесстрашен;

Невинен взгляд печальных глаз.

Доспех твой серым цветом крашен

И гравировкой святых фраз.

Ты видел ужас и рыданья,

Но их безумный скорбный вид

Не возмущал в твоём сознаньи

Нелепый мерзкий страха стыд.

И ты приносишь всепрощенье

На алебарды острие,

Огнём проводишь очищенье

На осквернённой злом земле.

Твой светел лик. И непреклонен

Тобою отданный приказ.

И на кровавом небосклоне

Всходил ты солнцем сотни раз.

Скажи, знаком ли ты с сомненьем?

Скажи, ты сможешь ли предать?

В ответ ты смотришь с изумленьем…

Как можешь ты существовать?!

Как можешь ты существовать?!

С такою чистою душою

Мне удалось тебя создать,

Что с вероятностью большою

Я буду скоро отрицать,

Что чистота, с твоей сравнима,

Не может здесь существовать,

Где подлость яростная зрима!

С потемневших небес пали капли металла,

И пурпурное злобное пламя зажглось,

И судьба здесь теперь ничего не решала,

И что быть бы могло – не пришло, не сбылось.

Этот дождь металлическим ярким накалом

Нёс с собой ангелических воинов (зри!),

Прогибалась земля и натужно стенала

От возникнувшей ночью кровавой зари.

Ты – из Ангелов Смерти, и ты в упоеньи,

Словно юный бессмертный воинственный бог,

Ты разишь не мечом, но чистейшим отмщеньем,

И ты выстоишь там, где никто бы не смог!

Ты быстрее, чем ветер на поле сраженья –

И, хоть нет за спиною пылающих крыл,

Так легки и стремительны эти движенья –

Окружающий мир вдруг как будто застыл!