Татьяна Шаляпина - Шут герцога де Лонгвиля

– Открой, это я, – раздался голос Франсуа.

Анри впустил его, тот быстро зашел и, смешно тараща глаза (он так делал всегда, когда был взволнован), громким шепотом сообщил:

– Там графиня приехала!

– Ты хочешь сказать, баронесса?

– Да, она здесь! Хочешь посмотреть?

– Конечно!

Они выскользнули из комнаты и оказались на площади, запруженной людьми. Наверное, все без исключения обитатели замка высыпали туда, чтобы поглазеть на свою молодую госпожу. Их было еще больше, чем утром.

– Она! Графиня! Госпожа Генриетта… – неслось со всех сторон.

Посреди площади, запряженная в четверку вороных, стояла роскошная черная карета, украшенная золотыми завитками. Анри с иронией заметил о приверженности господ де Лонгвилей к черному цвету.

– Как ты думаешь, – по этому поводу спросил он приятеля. – В чем секрет?

Тот затруднился ответить.

– Наверное, так меньше заметна грязь, – сострил Анри.

Высокий лакей неопределенного возраста, тоже в черном, открыл дверь кареты и подал руку особе, сидящей внутри.

Анри протиснулся сквозь толпу и увидел ту, ради которой сегодня было столько бесполезного шума и возни. Опираясь на руку лакея, госпожа Генриетта сошла на мостовую и плавно двинулась в сторону дворца. Мимо Анри проплыли большие темные глаза, обрамленные пушистыми ресницами, слегка вздернутый носик, светло-каштановые с рыжеватым отливом волосы и круглое личико с нежным румянцем. Реальная баронесса совсем не походила на ночное видение Анри.

– Королева! – услышал юноша над своим ухом.

Он оглянулся и увидел кухарку. Она жадным взглядом следила за Генриеттой и причитала:

– Королева! Истинная королева! Красавица!

– Добрый вечер, тетушка Фантина, – поприветствовал ее молодой человек.

– Добрый вечер, мальчик мой, – с важностью отвечала та. – Тоже пришел взглянуть на свою госпожу?

– Да, как видите.

– Красавицей стала! А лицом – вся в отца! Наверное, и характер у нее такой же скверный!

– Ну, это еще предстоит узнать.

– Признавайся, она тебе понравилась?

Анри стало смешно, но он вида не показал:

– Конечно, такая девушка не может не нравиться. Но моя возлюбленная куда лучше.

– Возлюбленная? Чем же она лучше нашей госпожи? – кухарка ревниво сузила глаза.

– Хотя бы тем, что не рыжая!

– Не знаю, не знаю! – холодно молвила женщина. – А по мне, так редко встретишь девушку красивее Генриетты… Да и возлюбленная – вряд ли она у тебя имеется, – и вдруг она приблизила к юноше лицо и быстро прошептала: – Почему ты еще здесь, дурачок? Почему не слушаешь тетушку Фантину?

– Вы мне что, бежать предлагаете? – засмеялся Анри. – Куда и каким образом?

– Куда, не знаю, а насчет остального я бы тебе напутствие дала.

– Не могу! – заявил молодой человек, изображая серьезность. – Я слово дал.

– Кому? – не выдержала кухарка. – Герцогу? Не смеши меня, мальчуган!.. А если ты глупец, то это только тебе хуже!

– Может, я и глуп, но зато у меня есть чувство, которое не позволяет мне бросить людей в тот момент, когда на меня рассчитывают.

– И что это за чувство такое? Расскажи, может, оно и у меня есть?

– Совесть.

Фантина разразилась громким смехом, чем привлекла внимание окружающих. Но кухарку это не смутило.

– Ладно, глупый мальчик! – сказала она, отсмеявшись. – Не обижайся на старуху. Только свои глупости больше никому не рассказывай, а то еще, не дай Бог, кто-нибудь лопнет над тобой со смеху.

Народ потихоньку начинал расходиться.

– А на прощанье я тебе вот что скажу, – она склонилась над его ухом. – Все, что я тебе давеча говорила, все сбудется, вот увидишь.

И с этими словами отправилась восвояси.

Анри догнал ее.

– Тетушка Фантина, неужели вы и вправду верите в то, что вся эта чушь – правда? – спросил он. – Это нелепость какая-то: жить в ожидании, когда осуществится какое-то проклятье! Неужели это способно придавать вам сил?

Кухарка посмотрела на молодого человека долгим взглядом и наконец произнесла:

– Я никому не желаю зла. Моего мнения тут никто не спрашивает. В этом замешаны высшие силы. А если ты спрашиваешь меня, верю ли я в проклятье, то я скажу: я уверена в этом так же, как в том, что меня зовут Фантина.

И она удалилась, оставив молодого человека раздосадованным.

Анри вошел к себе и оторопел: в его каморке сидел любимый лакей господина герцога – Жан. И он бесцеремонно рассматривал его костюм…

– Где тебя носит? – осведомился Жан. – Я уже пять минут жду тебя.

– Честно говоря, я не помню, чтобы назначал вам встречу здесь. Как вы вошли? – спросил Анри.

– У меня ключи от всех комнат. Господин герцог велел тебе немедленно явиться к нему, чтобы предстать перед госпожой де Жанлис. Ты понял?

– Да.

– А это что у тебя такое? – поинтересовался Жан, теребя в руках костюм юноши. – Одежда прокаженного?

Анри был готов сбить его с ног и треснуть по башке скамейкой, но он только сжал кулаки и сказал:

– Идите наверх, там все увидите.

– Ну-ну, господин шут, встретимся с вами в розовом зале, – мстительно процедил Жан, направляясь к двери. – В розовом, – повторил он и вышел.

«Сейчас он явится к герцогу и наплетет невесть что. Нужно его опередить… – промелькнуло в мозгу молодого человека. – От меня до розового зала… А если бегом… Конечно, Жан понимает, что мне еще нужно время на переодевание, но он поторопится, чтобы наверняка выиграть время. Ну так что же! Господин Жан, вы еще не знаете настоящих актеров! Я буду там раньше вас!»

Анри переоделся в считанные мгновения – такая сноровка пришла к нему за годы выступлений, когда приходилось играть по три роли в спектакле – это не составило особого труда.

Итак, он облачился в свое «дурацкое тряпье», созданное по «дурацкому поводу», и помчался в дурацкий розовый зал…

Там уже был накрыт огромный стол, туда-сюда сновали поварята с тяжелыми блюдами, слуги и служанки старались угодить своим господам.

Баронесса была спокойна и холодна, как мраморное изваяние. Герцог отхлебывал вино из дорогого кубка и поглядывал на дверь. Наконец он, набравшись с духом, обратился к баронессе:

– Дочь моя, – начал он трагически. – Злая судьба заставляет меня сообщить вам одну печальную и важную новость.

– Уместно ли говорить о печали в столь радостный день? – хладнокровно парировала Генриетта.

– Бесспорно, вы правы, моя дорогая, и я никоим образом не желал бы испортить вам настроение, – поспешно пробормотал герцог. – Но, дочь моя, такова жизнь…

– Так что случилось, отец? – перебила его баронесса.

– О! Дело в том, что незадолго до вашего возвращения скончался наш любимый Шарль… – господин де Лонгвиль рассчитывал, что эти слова повергнут девушку в скорбную истерику, и уже собирался делать мину, будто плачет, но он ошибся.