Татьяна Шаляпина - Шут герцога де Лонгвиля

В тот самый день, 24 января 1588 года, на Париж упал необыкновенный туман.

Было воскресенье, но в тот день Бог отнял у людей солнце, а птицы падали на лету. И в этом странном тумане невозможно было различить друг друга, даже идя рука об руку.

Проклятье свершилось необыкновенно, удивительно и страшно. Те, которые знали о нем, падали замертво, а непосвященные были охвачены тревогой и ждали Конца Света.

Нет, в тот день не пришел Антихрист. Не был это и гнев Божий. То вышла из равновесия чаша человеческого правосудия и свершилась ужасная месть, над смыслом которой задумался сам Господь.

Потому и опустился непроницаемый и темный туман на Париж и его окрестности, чтобы скрыть от глаз людских их нелепую справедливость и жалкий гнев.

Говорят, в этот день освободились чистые души, выпорхнув на просторы Безграничности, словно невесомые прозрачные мотыльки, а темные, отягченные ненавистью сущности камнем канули в Бездну…

Не станем спорить, можно ли увидеть это, а лучше задумаемся над своими делами и поступками, над мыслями и намерениями и отправимся в далекую Францию XVI века в один из вечеров за несколько месяцев до упомянутого воскресенья 1588 года…

Упавшие на землю и сгущавшиеся с каждым мигом сумерки быстро поглощали остатки животворного солнечного света, а на побледневшем тускнеющем небе начинали робко проступать первые звезды. Изредка налетал теплый ветерок, несмело нарушая духоту августовского вечера. И казалось, будто земля покрывается огромным куполом, и вправду сотворенным из лучшего хрусталя, так он был прозрачен и светел.

Но вечер уже отступал в небытие, давая власть царице Ночи.

На горизонте стали пропадать розовые полосы вечерней зари. По пыльной, выжженной степи все чаще порывами проносился освежающий ветер, то и дело обгоняя одинокую повозку, которую тянула пара тощих престарелых лошадей. Четвероногие трудяги тяжело, с рабским безразличием тащили кибитку по разбитой дороге и, если бы не погонщик, подхлестывающий их, они тотчас бы остановились. Животные шли, едва переставляя ноги, с тупой покорностью пережевывая удила и ничего не различая своими глазами, помутневшими от старости. Казалось, они погружены в размышления, сколько же им довелось пройти в жизни таких вот лье, волоча за собой эту повозку по испепеленным солнцем и раскисшим в дождь французским дорогам.

В темноте повозки раздался голос:

– Альфонсо, не пора ли остановиться?

Судя по чистоте и звучанию, голос принадлежал молоденькой девушке.

– Не вижу смысла останавливаться посредине степи вдали от жилья, – откликнулся на это голос пожилого мужчины.

Кто-то встал и зажег фонарь. Тусклый свет едва пробивался сквозь покрытое копотью толстое стекло, но даже в этом освещении было видно, как гневно сверкнули глаза круглолицей молодой красавицы.

– И не смотри на меня столь сурово, – добавил полноватый высокий мужчина, поправляя фонарь.

– Ты совсем не бережешь нас! – пожаловалась девушка. – Меня так растрясло за день, что я даже не знаю, как завтра буду играть! У меня скоро начнется мигрень! – красавица скривила губы.

– Ну, хорошо, – сдался мужчина. – Сделаем остановку.

– До утра! – Взвизгнула девушка и крикнула. – Дени! Хватит выбивать пыль из этих хвостатых мешков, иди отдыхать!

– Лошади устали, – подтвердил Альфонсо. – Надо их пожалеть!

– А кто меня пожалеет?! – надулась девушка и вдруг запела громко и радостно. – Прохладный дует ветерок…

– Карменсита! Уймись! – воскликнул из темноты молодой мужской голос. – Ты меня разбудила!

– У меня прилив вдохновения! – отрезала девушка.

– Ты всегда думаешь только о себе!

– А о ком мне еще думать! О тебе, что ли?

– О нас обо всех. Ложись и спи.

Карменсита вздохнула:

– Здесь так душно и все время трясет. И копыта стучат!

– Если бы ты работала, как мы и уставала за день, ничто бы не было тебе помехой для сна. И вообще… лучше бы ты не пела никогда.

– Это еще почему?

– Не умеешь, не пой!

– Ты много в этом смыслишь! – огрызнулась девушка. – К тому же с тобой никто не разговаривает.

Во время этой словесной перепалки возница остановил животных и на ощупь влез внутрь повозки.

– Ой! Увалень! – взвизгнула Карменсита. – Ты зачем меня ущипнул?!

– Да так… хотел потрепать по щечке… – попытался оправдаться Дени. – Но тут так темно…

– …Что ты спутал щеку с кое-чем другим… – вставила девушка.

Она ждала ответа, но Дени молча пробрался между тюками и хламом на свое место, где принялся устраиваться, подсовывая под изголовье какие-то тряпки.

– Эй, нахал! – опять вскрикнула девушка. – Ты зачем взял мою нижнюю юбку? Чтобы ее изгадить и превратить невесть во что?!

– Он любит, чтобы голова во время сна была повыше! – отозвался все тот же молодой голос.

– Да, – подтвердил Дени.

– Он боится кошмаров, – добавил голос. – Известно, что когда кровь приливает к голове, нас посещают всякие чудовища и злодеи.

– Да, – снова сказал Дени.

– Неужели? – ерничая, заявила Карменсита. – А ну верните мне мою юбку и больше к ней не прикасайтесь! Я требую бережного обращения с предметами моего туалета!

– На, забери, – пробурчал Дени. – постыдилась бы…

– Мне стыдиться нечего! – гордо ответила девушка, приняла из его рук юбку и принялась деловито рассматривать ее в тусклом свете фонаря.

– Ну вот! Я так и знала! – с возмущением воскликнула Карменсита. – Почти изгадили и почти помяли! Кто ее будет мне гладить?

– Ты сегодня угомонишься? – не выдержал голос.

– Спи и не слушай!

– Ты мертвого из могилы поднимешь, на это у тебя особый талант!

– Талант? – Карменсита засмеялась. – Приятно знать, что ты талантлива! Спасибо за комплимент!

– Пожалуйста. И заткнись, наконец!

Девушка оставила последнюю фразу без колкого ответа, который так и вертелся у нее на языке. Она скомкала отвоеванную юбку и сунула себе под голову.

Затем долго что-то искала в полумраке.

– Где мое одеяло?

– Подо мной, – отозвался голос.

– Немедленно отдай!

– Не отдам! Мне оно нужнее.

– Это еще почему?

– Я сплю на полу, а ты на лавке. Тебе тепло, а тут дует в щели.

– Вот и найди себе что-нибудь другое, чтобы щели затыкать.

– Сама себе ищи. Возьми мою куртку и успокойся.

– Я не могу.

– Что, тебе трудно снять куртку с гвоздя?

– Нет, мне не трудно, но я же девушка.

– Да? И в чем связь?

– А ты мужчина.

– Ну.

– Если я укроюсь твоей одеждой, не будет ли это означать, что…

– Что?

– Признайся, ты же в меня влюблен!

– В тебя влюблена только ты сама!

– Грубиян! – фыркнула Карменсита, дотянулась до куртки, загасила фонарь и легла.