Владимир Роберта - Маленькая капелька в океане чувств. Стихотворения

В движеньях неистовство и нетерпение,
В их возгласах скорбь, но и радость случайная,
Во взлёте – тревога, в паденьи – стремление,
А вместе – мятежное счастье отчаянья.

И душу пронзает их тонкая жалоба,
И просит ответа, и просит участия.
Качается небо… Качается палуба…
Но где мне им взять без отчаянья счастья?

Без устали мчит за добычею стая;
И радость, и скорбь в этой страстной погоне…
А я без движенья сижу, наблюдая,
Как яркое солнце беспомощно тонет.

Я знаю, что ты никого не любишь,
И знаю, что страсть твоих бурь без огня.
Но тем одурманен, что глаз твоих глуби
Радушно впускают к себе и меня.

Я знаю, что ты никого не любишь,
Что волны души твоей мне не верны.
Но тем восторгаюсь, что мне твои губы
Сегодня, как будто навек, отданы.

То яркое солнце, то тучи над нами.
То шепчешь: «Приди», то кричишь: «Уходи».
Но всё-таки счастлив, что можно губами
Коснуться твоей белоснежной груди.

Ты прячешь от всех своё сердце седое.
Хоть я для тебя равнозначен нулю,
Но рад, что опять повидался с тобою.
И счастлив уже потому, что люблю.

Часами глядят на тебя, каменея,
Дыханье, любуясь тобой, затая;
Но кажется мне, что никто не умеет
Любить тебя, море, так сильно, как я.

1967

Он поднялся гордый и великий —
солнца яркий раскалённый шар.
Улыбнулся ласково гвоздике —
в её сердце маленьком пожар.

А теперь уходит он. Уходит,
унося лучи другим цветам.
Ждут его, конечно, где-то там…
Сколько знает он и сколько любит родин?
Он уходит… Он уходит… Он свободен.

Как ей боль разлуки превозмочь?
Жутко и беззвучно воет ночь.

Замерев в холодной тёмной пасти,
ждёт гвоздика солнечный восход.
И, как только к ней он подойдёт,
вспыхнет и расплачется от счастья.

1967

Засыпаю, улыбаясь, —
все заботы к чёрту.
Просыпаюсь —
под окном
листья… листья мёртвые.
Вечером смеялись,
о любви шептали…
Что мои заботы?
Что мои печали?
Да мои невзгоды
все
и неудачи
рядом с этой смертью
ничего не значат.
А на небе так же
ярко солнце светит,
и живые листья
соблазняет ветер,
и живые
шепчут
и дрожат от страсти,
и живые жаждут
солнца,
ливня,
счастья.
«Что такое счастье?» —
я спросил однажды.
Листья мне сказали:
«Утоленье жажды.
И большое счастье —
скрыть тебя от зноя».
Счастье моё, счастье —
вот оно какое.

Скорбный дождь
рыданье покатил по крыше.
Где ты, моё счастье?..
Тише, сердце,
тише.

1967

– Что же вы сделали?
Вы наступили на сердце,
упавшее с чистого неба.

– Да это красный листик,
сорванный с дерева ветром.
– Нет,
это сердце.
Смотрите,
как оно бьётся.

Листик вздрогнул…
и…
умер,
втоптанный в липкую грязь.

1967

Два тела – одно у другого во власти;
Два тела, обвитые узами страсти;
Два тела, с огнём ошалевшим в груди.
Нет прошлого, нет ничего впереди,
Нет будней, нет бед – только праздник объятий,
Безумный, как лавой вскипающий кратер.
В нём властвует мудрая Тайна Начала,
Стыдливую скромность в нём жизнь развенчала,
В нём сладко паденье, в нём горько величье,
В нём нет равнодушья, в нём нет безразличья,
В нём счастье, над всем одержавшее верх,
В нём самый святой, самый праведный грех,
Которому слов, объяснений не надо,
В котором нет лжи, отравляющей ядом,
Которому бог – наслаждения стон.
Над ним нет законов. Он – Высший Закон.

1967

День
взял на руки Солнце,
пронёс его над Землёй…
и подарил Вечеру.
А Вечер
не удержал Солнце,
уронил его;
покраснел,
стыдясь такой слабости.
Солнце,
ударившись о край Земли,
разбилось;
кровь его
растеклась
по всему горизонту…
и впиталась в Землю.
И Земля
стала почему-то фиолетовой.
И Небо тоже.
Ночь раскрыла ладонь,
рассыпая Звёзды,
голубые,
как День.
Она вынесла на руках Луну,
розовую,
как Вечер.

Это
День голубой,
это
розовый Вечер
фиолетовой
сделали Ночь.

1968

Что, облако,
слоняешься по небу голубому?
То примешь вид
верблюда надменного,
и думаешь,
что можно тебе своей персоной
и солнце заслонить.
То, расправляя пышный хвост,
гуляешь индюком,
закрыв полнеба,
и думаешь,
что в мире тебя важнее нет.
То вдруг ты —
крокодил,
фальшивой пастью пугающий ярчайшее светило.
Но ветер дунет —
и вот уже змеёй
ползёшь
и к солнцу тянешься,
стремясь его ужалить.
А иногда
прикидываться можешь
и добреньким слоном…
или кустом сирени.
Но своего обличья не имеешь —
всегда ты быть готово,
кем быть прикажет ветер.

1968

Похорони меня
в глухомани
своей души.
Похорони меня.
Свежим снегом
могилу мою припуши.
Похорони меня.
Ярким солнечным светом
могилу покрой.
Похорони меня.
Все несчастья твои
унесу я с собой.
Похорони меня.
Пусть могильный мой холм
будет нищенски строг.
Похорони меня.
Положи только камень большой,
чтобы встать я не мог.
Похорони меня.
Усмехнувшись,
одну лишь слезу урони на краю.
Похорони меня.
И один нераскрытый цветок
положи на могилу мою.
Похорони меня.
Чтоб на снежной груди моей
был он от смерти храним, —
похорони меня, —
согревай его вечно
дыханием тёплым своим.
Похорони меня.
Похорони меня.
Похорони.

1968

Ничего не требуя, не ворча,
Мне себя отдавая, горела свеча.

Горела так трепетно, грустя и смеясь.
А на улице дождь. А на улице грязь.

Сгорела свеча… Но всё так же дыша,
Над смертью её пламенеет душа,

Дрожа от волненья, грустя и смеясь.
А на улице дождь. А на улице грязь.

Сжимаются чёрные пальцы в замок.
Но, вырвавшись, снова горит огонёк,

Дрожа от волненья, грустя и смеясь.
А на улице дождь. А на улице грязь.

Уж небо светлеет… И вот из-за туч
Прорвался ликующий солнечный луч;