Валерий Бронников - Светлая Русь

Душа у русских там, где сердце,
Что ни творим – всё от души.
Возможно, есть для русских дверца
Во льду, на Полюсе, в тиши.

Туда, где ось, подходит «Сомов»,
Задумка – побывать на дне
Средь тишины, вдали от дома,
На небывалой глубине.

Руководитель Чилингаров,
«Миры» с собой: «Один» и «Два».
Нырнуть туда, где нет кальмаров,
Давно мечтает голова.

Для русских Север Ледовитый
С глубин веков, что дом родной.
Ныряет «Мир» вниз деловито,
Где тихо, холод и покой.

На дне темно и штиль без ветра,
Какой бы ни был ныне век.
Четыре книзу километра,
И не бывал там человек.

Трещит обшивка – толща давит,
Снаружи много атмосфер.
Мурашки, страх, но разум правит,
Артур, отнюдь, не старовер.

Всё ниже, ниже погруженье;
Опять всё тот же жуткий треск.
Реальность, явь, не сновиденье;
Артур молчит, в глазах, лишь, блеск.

Холодный душ от конденсата,
Но это мелочь и пустяк.
«Каморка» их не виновата,
Что в этот раз тут всё не так.

Коснулись дна, где ил нетленный
Их нежно, ласково обнял;
И этот грунт обыкновенный
«Мир» очень нежно в пробник взял.

Поставлен флаг Российский в точку
Вращенья севера Земли.
В журнал внесли скупую строчку:
«Здесь были русских корабли!»

Быстрей наверх, где солнце, небо;
Где белый лёд и полынья,
Где ждёт обед и ломоть хлеба,
Где ждут подъёма их друзья.

Но держит ил надёжно судно,
Никак не хочет отпускать.
Попытки всплыть, упорно, нудно;
Невольно вспомнишь Бога, мать!

И вот победа! Есть движенье.
Мотор урчит: наверх, наверх!
Невелико их прегрешенье —
В науке закрепить успех!

Немного сбились всё же с курса,
Работал лишь один маяк.
Жить? Умирать, гнить? – дело вкуса;
Кругом вода, да лёд, да мрак.

Нашли, однако, вскоре судно.
Попытка всплыть – ударил винт.
И снова стало очень трудно:
У «Мира» верх совсем разбит.

Толчок был очень ощутимый,
На семь десятков метров вниз.
И снова вверх (хоть бы не мимо!),
Разбит радар – стократный риск!

Вот полынья, родные лица,
Друзья, шампанское, аншлаг.
И долго будет после сниться
Во тьме на дне Российский флаг!

Букет гвоздик иль роз букет с шипами,
А губы шепчут нежные слова.
Уста сомкнулись с сладкими устами
В объятьях, словно вечность замерла.

Давай ещё продлим в ночи мгновенья,
Укроемся от чуждых глаз вдвоём.
Здесь всё: и лес, и чудных птичек пенье,
Давай ещё…, давай, давай ещё!

Застолье, песни под гармонь в разгаре,
Вот кто-то лихо вдруг пустился в пляс,
Не в пьяном, уж поверь, угаре,
А для веселья, выпив только квас.

Давай ещё нальём для всех по полной,
Не бойтесь в праздник выглядеть смешно.
В дали туманной растворятся волны,
Давай ещё…, давай, давай ещё!

Бегут минуты, годы и столетья,
Всё так же вечны счастье и любовь.
И в мире снова подрастают дети,
Влюблённых пары будут вновь и вновь.

Давай забудем ссоры и раздоры,
Пусть жизнь к иным мирам влечёт,
Но о любви всё так же будут споры,
Давай ещё…, давай, давай, ещё!

Он встретился совсем случайно,
Помимо трассы, вне дорог.
Ну, не сказать, чтоб уж нечаянно
Ступил к нему я на порог.

Судьба свела нас незнакомых
На щелье у большой реки,
Где дом рыбацкий встретил новых
Жильцов прогнозам вопреки.

На вид здоровый мужичина,
И повидавший передряг.
В глазах есть бес, а не кручина,
Сам из плеяды работяг.

Рука при встрече кисть мне сжала
Так, словно клещи иль тиски.
Ещё б! Рука всю жизнь сжимала
У фуры руль, не хвост трески!

«Я – Алексей», – сказал, – «Воронин,
Сам не из дальних я краёв,
Моя стезя – стальные кони,
Я – дальнобойщик, фура – кров».

Мы пили водку, говорили,
Ну, как обычно, обо всём,
Как раньше, до знакомства, жили.
Поговорим и вновь нальём.

Он, хоть и пили, не был пьяным,
Спокоен был и не хвастлив,
Не спорил, как другие, рьяно,
Был вежлив и не тороплив.

«Жена – рыбак! Вы уж простите
И подскажите, где тут клёв?
Ей надо удить, как хотите,
Чтоб объяснить всё, нет сих слов».

Допили водку, попрощались,
Он книжку в память попросил.
Под вечер поздно мы расстались,
Мне в спину дождик моросил.

Слышишь, друг, кажись, статисты нас опять идут считать.
Надо ж знать великой Думе: сколько с нас налогов взять,
Сколько нас за все реформы полегло от нищеты,
В деревеньке ведь остались только двое: я и ты.
Переписчикам труда нет всю деревню сосчитать.
Что с Россией сотворили – так и вспомнишь Бога, мать!
Где колхозы и совхозы? Где корма, рогатый скот?
Где крещенские морозы? Праздник есть, но дождь идёт!
Да и что считать статистам на деревне в новый век?
Луг заросший и тернистый, что не косит человек,
Море кладбищ и погостов, свежевырытых могил.
Нет в деревне ныне роста, без работы свет не мил.
Без работы, без зарплаты, без обычной суеты,
Вот живём и существуем на деревне: я и ты.
Ныне снова перепишут, коль из труб идёт дымок.
Заходите, заходи же к нам, Архстат, на огонёк!
Сосчитайте наши души, мы пока ещё живём,
Чай найдём, найдём покушать, будет весело – споём!
Нас не трудно перечесть всех, что остались тут в живых,
Для реформ всё надо взвесить, нет пока путей иных.
Было время всё разрушить, ныне камни собирать,
Потому и приходите нас двоих переписать!

Средь скарба в доме есть мужик,
Слегка побрит, большой шутник,
Защитник Родины своей,
Всегда в труде, как муравей,
А сон не очень чтит мужик.

С утра мужик в поту, в труде,
Привык к такому на воде;
Моряк, потомственный помор.
Он не политик и не вор,
Живет в заботах, в чехарде.

Проверит баню, есть ли жар;
Устроит маленький пожар,
Сжигая мусор каждый год,
А иногда наоборот;
Его работа – Божий дар!

На женщин смотрит, как гусар,
Сходить куда – ещё не стар,
Но память стала подводить,
Стал реже к девушкам ходить,
Не сохнет уж от чьих-то чар.