Жорж Дмитриев - НЮ – комментарий к фотографии. СТИХИ. КНИГА №3

Спелость их (девчонок тоже)
зажигают душу страстью
и велят в стогу лежать,
и соломинкой
в промежность воздух свежий задувать.
Щеки вспыхнут огневые,
ситец сам собой раскроет
бедра белые прямые —
я лицом лечу в провал и губами
испиваю весь там яблочный нектар…

Искра

Ты внимательна, я точен.
Выверяем каждый жест,
миг удачи быстротечен,
разгадаем жизни квэст.

Я твоей руки коснулся,
заискрилась вся душа.
Ты раздеться предложила, —
не хотела ночи ждать,

чтобы снова убедиться,
как хочу тебя ласкать.
Платье на пол,
лифчик – прямо на трюмо,

из которого днём видно
как распластанное тело
для меня все отдано.
Ничего не закрывая,

руки сами направляют
и желанно помогают,
в какой вход Ему войти.
Ты прекрасна

и, не сдерживая страсти,
переходишь в наступление,
предлагая вход иной:
он прекрасен, но напрасен;

первый – вроде,
как серьезней…
Да, любовь – соединение,
Да, любовь – соитие тел!

Литературный оргазм

В каждом посте, опубликованном в три утра,
в каждой приторно-сахарной фотке на аватарке
спрятаны крики о помощи, ожидание и хандра:
так в украденных морем подлодках
стучат о любви морзянкой…

Всё, что когда-либо создал человеческий род,
или тот, чьё короткое имя не произносят всуе —
говорит о любви, без которой любой умрёт…
говорит о любви,
которой не существует.

Ты не такая, как многие.
В тебе наворочено столько всего,
что жизни мало, чтобы понять: для чего это?
Секс – твоя главная часть молодой (скоро 21),
но уже – материнской жизни. – 8 месяцев сыну.

Всё в тебе нацелено на признание своей исключительности
и потому ты так взыскательно спешишь к соитию с тем,
кто примет тебя таковой всецело…
Но у жизни другие планы. Она ведёт к успеху лишь тех,
кто забыл, что есть услады

и приятное ничегонеделание (дольче форниенте),
а медленно и упорно отдает
10 – 15 лет своей молодости
образованию и избранию профессии…
Любовь проверяется стажем и ничем другим!

Многостаночница

Она столь многих хочет данью облагать одновременно,
что дня, порой, хватить не может,
чтоб одарить «друзей из соцсетей»
прекрасным юным телом
желающих вкусить, давно уж,
«не запретный её плод».

Отлажена бронирования схема:
автомобиль, комната подруги,
гостиница лишь класса три звезды, эскорт,
квартирник, групповая стрелка и многое,
что служит паутиной разложения, ещё по сути
не познав всех таинств в прелести Любви…

Пригреть тебя – не равно обогреть.

Немею я от плавных линий белых плеч,
Как от мороза в Рождество немеют реки
и очарован нежностью твоих заботливых,
несущих радость сыну рук.

Сегодня ты уйдешь к другому.
Он праздно весел и тебе приятны его шутки.
Отдохновение находишь ты
в его игре с твоей судьбою.

Участие находишь в теплоте
и тени мрачные тебя пугают,
когда за словом о большой любви
тебе мерещатся её зигзаги.

Так расточительно проходят дни,
а чувств серьёзных распознать не можешь.
И тот, кто бредит по ночам об имени твоем
тобой, увы, не признаваем…

А сердце просит теплоты не только в час,
когда дрова становятся углями,
Пригреть туманом плотным схваченный рассвет,
не равно полдень встретить в солнечных лучах

И вечер в окнах ставнями закрыть,
чтоб одиночество в ночи не остудить
портретами прошедших мимо мужских лиц,
когда-то в интимных ласках оттепель тебе даривших…

Такой красивой быть нельзя

Как красотою жажду утолить?
Испить её до дна из чаши любования невозможно
и взор её находит жертву поклонения.

И седина волос, и шрамы долгих лет, и муки
сумрака ночей взывающие образ милый, – всё
красотой освящено и верой в невозможное стать явным…

Она сирень любила очень
и цвет её голубизной небес,
и сладостью, на нет сходящих, вечеров
олицетворяли чистоту,
в стыдливости мечтаний,
её желание любить и быть любимой.
У зеркала совет она не ищет,
но волос красит в цвет пшеницы спелой
с отливом солнечных лучей в полуденное время.
Она красива простотой, без вычурности в платье
и блузке легкой палевого цвета, и в босоножках,
подчеркивающих ладно стройность ног,
ко мне спешащих.
Умна,
в порывах чувственных скупа,
но обжигают губы мне лицо
в касаниях игривых губ моих,
всегда желанием любви
открытым…

Ты уходишь и приходишь случайною,
на себя совсем непохожую
и любить меня хочешь одетого, говоря,
что не не любишь раздетого,
как себя и его, и меня…

Мол, тебе одинаково:
он худой или слишком упитанный;
любит секс или просто так тащится
за короткой твоей юбченкою…
и что стойкость его продолжается,

если трезв и давно соскучился, —
три часа без малейшего отдыха,
разрывая твое естество… Так зачем же я нужен тебе,
если спрос на тебя не падает, если силы мои ушли…?
Если только – для тихой любви?

Изящность

Изящен ум твой и моё безумство —
быть равным красоте твоей.

Но не ропщу, а уповаю
на удачу и милосердие твоё!!!

Пригожество столь милых черт
рассудок отключает и в нереальность погружает.

Две девицы

Две девицы, две белокурые сестрицы
клубни в поле убирали и меня не замечали,
как в засаде я сидел и на них,
глаз не смыкая, с кинокамерой глядел…
А сестрицы, словно вещие певицы,
стан свой гибкий предьявляя,
пульс мой резко поднимая,
говорят о молодцах…
Видно, парни не простые: кулаки молотобойцев, —
лучше к ним не подступать и от девушек отстать.
Солнце село на макушку и печет, что силы есть.
Белокурые сестрицы оголили всё что можно

и нагие, как наяды, стали плавать на реке.
Тут конец повествования,
так как сил нет никаких и боюсь я
стать Сатиром в пылких ласках двух наяд.

Предпочтения

Не стоит стесняться своих пpедпочтений…
Грех ложной скромности,
приводит лишь
к торжеству низкого вкуса…