Виктор Свинаренко - Белуха. Выпуск №1

– Рад стараться, ваше превосходительство! – ответил прапорщик и с разрешения управляющего, вышел из кабинета.

На следующий день Никодимов явился в дом к Внуковым и сделал официальное предложение Екатерине. Предложение было принято, и тётушка дала благословение.

Обвенчались, сыграли скромную свадьбу, на которой, кроме тётушки были три подруги Кати, Симонов и пара офицеров, с которыми Пётр сошёлся в полку.

На второй день Пётр Николаевич погрузил на воз нехитрое приданое жены и отправился с ней на перекладных к месту своего постоянного проживания, в Барнаул.

Первое, что он узнал по прибытии в Барнауле, так это то, что дело об удавленнике на Поповском прииске получило новое развитие. Решил отправиться на прииск. Конечно, он читал рапорт горного ревизора по частным приискам о том, что приказчик прииска с двумя служителями обыскал воз уволенного с прииска рабочего Непомнящего и нашёл краденое золото, зашитое в льняную ткань и вплетённое в верёвку, но рапорт – одно, а рассказ очевидца – другое. И действительно, приказчик Наговицин рассказал, что давно подозревал рабочих Непомнящего и Мезенцева в краже золота с прииска. Обратил внимание на то, что у них появились денежки, каких у рабочих никак не могло быть. В ноябре прошлого года Непомнящий и Мезенцев попросили отпустить их с прииска, получили расчёт, погрузили вещички на лошадей и отправились каждый со своей семьёй из приискового посёлка. Сначала выехал Мезенцев, а Непомнящий на другой день. Наговицин рассудил, если золото они действительно крали, то постараются вывезти. Выждав, когда Мезенцев отъехал на достаточно далекое расстояние от прииска, догнал его и обыскал. Точно так же поступил и с Непомнящим. Обыск Мезенцева ничего не дал, а вот у Непомнящего он нашёл семьдесят два золотника и сорок восемь долей золота. Непомнящий ему сознался, что золота у него было больше, часть продал Негоденко, а после его смерти сбыть было некому, вот оно и осталось. И тут же Никодимову открылись новые обстоятельства дела, связанного с фальшивыми ассигнациями.

Поначалу фальшивые ассигнации обнаружили у лесовщика Егорьевского золотого промысла Архипова, который заявил, что получил их от крестьянина деревни Елбанской Меновщикова за покупку у него синего бархатного кафтана, однако при обыске у Меновщикова никакого кафтана найдено не было.

Потом рядовой линейного сибирского батальона №10 Николай Сергеев с женой пошли на базар продавать шёлковое платье, нужны были деньги для устройства на новом месте – в Змеиногорске, куда Исакова переводили из Барнаула. Платье купил некто Лаврентий Давыдов Богадельщиков, заплатив за него десятирублёвой ассигнацией и получив пятьдесят копеек сдачи. Когда покупатель ушёл, Сергеевы признали ассигнацию сомнительной и кинулись за Богадельщиковым. Супруги обнаружили покупателя сидящим на площади против казённого сада. (Позднее эту площадь стали называть Соборной оттого, что на ней стоял великолепный собор – лучший в Сибири, и уничтоженный в годы советской власти. Ныне это площадь Свободы). Увидав Сергеевых, он выбросил из-за пазухи платье на землю и пытался убежать, но был пойман и доставлен в полицию вместе с ассигнацией. Ассигнация сия оказалась фальшивой, 1819 года за номером 6793933. Разумеется, фальшивую ассигнацию конфисковали и подшили к делу, а Богадельщикова поместили в Барнаульской тюрьме.

Далее управляющий Павловским заводом капитан Стрижков, ставши свидетелем торга лошади у жителя Павловска, задержал работника Екатеринбургских заводов Масленникова и мещанина Скуратова, при них обнаружились фальшивые ассигнации. Здесь уже речь шла не об одной ассигнации. При задержанных нашли десяти рублёвые ассигнации 1818 года в количестве ста двадцати четырех штук, и пять ассигнаций 1821 года достоинством в двадцать пять рублей. Все ассигнации были признаны фальшивыми.

При допросе Масленников и Скуратов поначалу рассказывали какие-то байки, якобы при дороге с Ирбитской ярмарки на них напали разбойники, отняли все деньги, велели никому о нападении не рассказывать и вместо отнятых денег дали фальшивые. Но потом всё-таки сознались, что ещё весной прошлого года, после праздника сошествия святого Духа получили эти деньги в деревне Елбань Боровлянской волости от крестьянина той деревни Карпа Максимова Петенёва.

Со слов Масленникова и Скуратова прапорщик Никодимов всё записал подробно.

Выходило, что по дороге с Ирбитской ярмарки их ограбили и отняли 1825 рублей, полученных от купца Юдина для покупки для него лошадей. После свершившегося с ними зашли в деревню Елбань, что была на пути следования, пили медовое пиво в доме у крестьянина Тимофея Меновщикова вместе с упомянутым Петенёвым и сыном Меновщикова Парфёном. При разговоре пожаловались на потерю денег, Петенёв сказал, что потерю можно возместить, если они, Масленников и Скуратов согласятся на перевод денег. На вопрос, что такое перевод денег, показали им бумагу, из которой делают фальшивые ассигнации и кое-какие инструменты для делания таковых. Тимофей им сказал, что раньше ассигнации делал поселенец, живший в деревне, он научил их делать эти ассигнации и уехал, а сейчас только иногда приезжает, привозит бумагу, краску и другое необходимое для их изготовления. Кто этот поселенец, и каков он из себя они не говорили. И они, Масленников и Скуратов взяли фальшивые деньги с условием, где-либо их переменить, после доставить Петенёву настоящее ассигнации или медные деньги со ста рублей фальшивых по десяти настоящих. В число этого они отдали ему медные и серебро 42 рубля.

Никодимова больше всего заинтересовало упоминание о некоем поселенце, который научил крестьян делать фальшивые ассигнации, а теперь снабжает их бумагой, инструментами и краской. Не без корысти, разумеется. Возможно, что делать фальшивки научил и других крестьян, так как и за пределами округа появлялись фальшивые ассигнации 1818, 1821 и 1827 годов.

Необходимо было срочно найти выход на этого поселенца, и Никодимов отправился с предложением к советнику Алтайского горного правления по третьему военно-судному отделению Сутулову с предложением послать в Елбань своего человека, чтобы вызнать поболе о производстве и перемене фальшивых ассигнаций, и главное – о самом поселенце.

Выслушав его, Сутулов хлопнул в ладоши.

– Вот славно! На ловца и зверь бежит. Только что мне донесли, содержащийся в барнаульской тюрьме лесовщик Архипов пообещал, если его освободят, он произведёт розыск в деревне Елбанской и установит делателей фальшивых ассигнаций. Ему было выдано сто пятьдесят рублей и он отправился в Елбань. В Барнаул он возвратился 28 апреля и предоставил двадцать шесть фальшивых десятирублёвых ассигнаций и две ассигнации достоинством в двадцать пять рублей. Говорил, что видел делателя ассигнаций из переселенцев, имел с ним разговор и уверения в безопасном переводе фальшивых денег. Однако, дальнейшему разговору помешал Меновщиков, высказавший сомнение в намерениях Архипова и сказал, что формы и прочее для сокрытие надо увезти в тайгу, а самому делателю уехать в какую-нибудь деревню, о которой не знает Архипов. Делатель ответил, что верит Архипову, через него можно наладить постоянный перевод денег в Барнауле и на золотые промыслы. И ещё Архипов сказал, что 26 апреля делатель выехал с крестьянином деревни Пещерской Чумышской волости Селиверстовым в Томск для приобретения бумаги и разных материалов для делания фальшивых ассигнаций, и возвратится домой третьего или четвёртого мая. И ещё, Архипов просит дать солдат и разрешения ему, или какому другому чиновнику к захвату всех участников в делании ассигнаций, пока они по наступлению летнего времени не успели удалиться в пасеки, находящиеся в тайге. На это капитан Быков ответил, что поскольку делатель фальшивых ассигнаций доверяет Архипову, он должен вернуться в Елбань, продолжить перемену денег, а как только вернётся делатель, известить об этом власти. А как Быков по службе должен отправиться на золотые промыслы, то он, Архипов, должен дать знать о приезде делателя на Егорьевский прииск ему или приставу господину поручику Политику.