Петя Ветер - Ветер Стих

Депутаты посмеялись,
По машинам разбежались,
Да балбесы тут как тут
Крепостной режим блюдут.
Красным светят светофоры,
Люди в пробках закипают…
Депутат, завесив штору,
Под сирену пролетает.
Он и все его собратья
Держат в Пулково маршрут,
Там их чартерные ждут,
Что летят отсюда кстати.
В залах Пулково толпится
Озабоченный народ.
С грустью гражданин садится,
Депутат идет на взлет:
Кто в Тайланд, кто в Эмираты,
Кто в Париж, а кто на Крит…
Как успешны и богаты
Эти рожи, посмотри!

Улетайте! Улетайте!
Вы здесь больше не нужны!
Деньги даже забирайте,
Что украли из казны,
Только Питер нам оставьте!
Здесь культуру прорастим!
Все грехи мы вам простим!
Все по-честному, оставьте.

<���концовка утрачена>

Я вышел из глубоких вод,
С плечей свисают космы тины,
Глаза мне слепит небосвод
Лучей игривым серпантином.

Безлюдный дикий водяной,
Бреду по пляжу, озираясь;
Из водорослей след за мной
На солнце жарком испаряясь,

Напоминает обо дне,
О темных днях глубоководных,
Где в странном беспробудном сне
Слонялся в неге Преисподней.

Ко мне навстречу по песку
Бежит смеющаяся дева,
А я, укутанный в тоску,
Не чувствуя души и тела,

Молчу упрямо ей в глаза,
Не находя ни поз, ни жестов:
Ни улыбнуться, ни сказать,
Ни двинуться хотя бы с места.

Она не смеет подойти,
А я готовлюсь отвернуться,
Ведь нам, увы, не по пути:
Она хотела окунуться,

А я купался там всю жизнь,
И только выбрался на сушу,
Еще почти что недвижим,
Не просушил на солнце душу.

Тебе купаться не со мной,
Красавица страны безродной.
Твой воспитатель – южный зной,
А мой же – Посейдон холодный,

И наша встреча, этот миг
Для нас с тобой – судьбы знаменье,
Ведь очищающий родник
Не требует прикосновенья.

«Как же хочется петь соловьем!» —
Прохрипелось в томительной боли.
Как же хочется солнечной доли
В час, когда беспросветщина льет.

Этот голос – каратель мечты!
Мамин голос: «Не надо догадок!».
Как же меч унизительно гадок,
Без атаки упрятанный в тыл.

«Как же хочется громко трубить
О великом, духовном, витальном!..»
Я молчу над блокнотом печально,
В страхе правдой родного убить.

Пожар в душе моей.
Он все сильней.
Я вижу миллион огней,
Что также полыхают. Стар
Был мой наставник. Не стихают
слова глубокие в устах
Его о том, что страх
Нас обрекает
на жалкое барахтанье во тьме.
Поднявши истину на смех,
И потерявши слух,
И зрение, и логику, и силы,
Подсажены на материальную иглу,
Теперь лишь похотливые дебиллы
Травясь в отравленном раю
Под зорким наблюдением Годзиллы
Мы ищем ямочку свою…

Моё! Моё! Моё! Моё! —
Как кость в сознании встает
Это тупое убеждение,
Нам втюханное от рождения
Каким-то там авторитетным мнением…
Авторитарным мнением. Отметь!
Сомнением хоть раз по делу разродись!
Хоть раз не к пьяному соседу, а внутрь обратись
С вопросом к собственному гению,
И, как по щучьему велению,
Струной расправится спина
И враз покинет пелена
Глаза твои. Проси прощения,
И воздержись хоть от вина,
От лжи, от ругани. Стена
Между духовности свечением
И материальным воплощением
Падет! Увидишь ты
Огонь небесной красоты:
Видала много на веку
Душа твоя, сродни клинку,
Живому сотни тысяч лет;
Он спрятан в кожаном чехле…
Но вот, энергии стекут,
Их плюс и минус привлекут:
Домой отправится душа;
На удобрение – скелет.
Огонь – к огню, земля – к земле —
Таков закон.
К любой судьбе
Бесстрастен он.
Решать тебе:
Какой до куда брать билет:
Жить в рабстве, или же в борьбе
Оставить след.

Пииты прошлого – вы лучшие друзья
Моей души – всесильной и ленивой!
Под ваши песни оживаю я,
Дымя от вашего огнива;

И этот дым – тот самый сладкий дым,
В стихах Державина воспетый.
Смотрю во тьму сквозь вековые льды:
в ту глубь, в ту синь, куда парят поэты.

Презрев телесную игру,
Вошли в чертоги вещей славы,
А я – один живой невдруг
Под взором бестии двуглавой

Томлюсь среди убогих поз
и современников ругаю.
Стоит, Крылов, твой вечный воз:
Рак, лебедь, щука, попугай,

Свинья, голубка, крокодил…
Скотины больше – больше корма!
И кот все ходит, как ходил,
По той цепи нерукотворной,

И пленник стонет в погребах
Всегда жестокого Кавказа:
Там, как всегда, стоит стрельба,
Убийцы ходят без наказа.

Все та же Русь! Просвета нет!
Сосут тираны кровь надежды!
Разочарованный поэт,
Что толку петь? Вокруг невежды!

И все ж пою, как пели вы,
И вижу то, что вам являлось.
Поэт – ура! Один – увы!
В душе – огонь, на сердце – вялость.

Не изрекай молитв, открыв глаза;
В волнении толпы свой разум усмири.
Молчанье – творчество.
Молитва произносится внутри,
Вращаясь серпантинами тропы
К порогу храма одиночества.

Молитва не звучит подобно речи,
Течениям в верховиях реки предсмертного итога.
Молитва плавно расправляет плечи
И льется музыкой, – стихи, сплетающие дни и ночи,
И пробуждающие Бога!

И для молитвы мало – это много,
А Ничего – и вовсе Абсолют.
Молитва – есть явление потока,
В котором Бога не зовут.
Твой Бог и без того все время тут:
Он, твой Отец, даст ключ от веры;
Путь – средство исцеленья ран.
Молитва растворяет двери!
Молитва продувает храм!

Она – твой пряник, и она – твой кнут;
Она вокруг тебя расчистит прану.
Твою молитву никогда не заберут.
Все остальное – голограмма.

Я вижу ваши дивные глаза,
Что космоса величием полнятся;
В которых разум полыхает, как гроза,
Что дальше очевидности стремятся;
Зрачки, готовые смотреть, но не бояться,
Любовь вас овивает как лоза;
Любовь, которой вам не суждено стесняться;
Глаза, которым не нужны очки.

Я вижу то, как видят вас они:
Родители, что младше вас в эфире;
Как защищают вас от праведного мира,
Отдав на растерзание родни.
Гони, однако, прочь ты эти страхи!
Пойми, что страхи эти – не твои,
А лишь приставшие к твоей рубахе
Кровавые следы чужой вины.

Нам велено шутя вперед идти
Прочь от отчаянья, которое внедрили
В умы. Мы сможем всех спасти,
Чтоб ангелы законы изменили.
На миссию себя благословили,
Когда недавно виделись в раю;
И мы уже почти что задушили
Душившую когда-то нас змею.