Вячеслав Киктенко - Алфавит. Часть первая. А – К

А зимой там избушку нежит белый и пушистый снег,

И всегда там живёт удивительный, в маленькой той избушке,

Седенький и мохнатый, старенький человек.

Он сидит себе там, в окошечко светло и ласково глядя,

А иногда на крылечко выходит – валенками потопотать,

Посмотреть, послушать, как речка поёт в ледяной ограде,

Как бежит себе, переливается… как она, как она там?

Речка та невеличка, старичка родимая дочка,

Как из-под горки выбежала, так и бежит от крыльца.

А за домиком нет ничего, только солнечных гор оторочка,

А речка журчит и ширится, и всем рассказывает про отца.

Она говорит сокровенное, что звать старичка Николой,

Что весь мир в глазах у него, а на дворе ни кола,

Что ему хорошо всегда, и зимой, и весной весёлой…

И почему-то радостно, что зовут его Николай.

Я не бывал там с детства, только как вспомню речку,

Домик у гор огромных, старичка, а над ним небеса,

Снова иду к восходу, к тому золотому крылечку,

Где не скрипнет ни половицы, родные поют голоса…

***

А под землёй, под пеpвым гpузным пластом,

Если сpезать его – тоннель.

Он весь в пpоводах сплетённых коpней,

Там чеpвь идёт как тяжёлый состав,

Там плафонами матовыми панель

Вспыхивает, оголена…

И медленно озаpяется чёpный дом

Всех мёpтвых и всех живых,

И ясно становится, что к самому ядpу

Подключены пpовода;

Они идут, pазветвляясь вниз,

Как сутулые молнии, их

Добела пеpемывает молодой чеpнозём

И гpозовая вода.

А над землёй, над сочными снами тpавы

Его высочество – Сад!

Он величав, и ветви его

Благоpодные посланцы коpней,

Они выносят цветы на pуках

В окpуженье свежей листвы,

Они пpиносят золотые плоды

На пpаздник осенних дней.

Жизнь идёт по гулким, сыpым коpням,

Как чёpный поезд идёт,

День идёт сквозь ночь

По тоннелю мглы,

Как шахтёр с фонаpём,

Тяжело,

И поднимается – из глубины —

До самого солнца, окpест,

До самого сеpдца, до тишины,

До песни – когда светло.

***

А у тебя гортензии, гортензии, гортензии,

А у меня претензии, претензии, претензии,

А у тебя настурции, настурции, настурции,

А у меня конструкции, конструкции, конструкции,

А у тебя сентенции, сентенции, сентенции,

А у меня концепции, концепции, концепции,

А у тебя дурацкие

инструкции

насущные,

А у меня абстракции,

конструкции

несущие…

…и ты живёшь, моё несущее гнобя,

И я живу, твоё насущное кляня,

А у тебя, а у тебя, а у тебя…

А у меня, а у меня, а у меня…

***

А ты боишься глаз внезапных!

Я буду на тебя смотреть,

Косясь, ползти, как пёс на запах,

А ты – бояться и гореть.

Уйдёшь, и нервно засмеёшься,

Тревогу притая в зрачке…

Но ты походишь, и вернёшься,

И сядешь вновь невдалеке,

Измученная, с волосами,

Распущенными на плечах…

Я затравлю тебя глазами,

Допью, домучаю в ночах!

Темна тропинка на болоте,

Смотри, не выпусти из ног,

Иди сюда, здесь пахнет плотью,

И бродит гиблый огонёк!..

***

А был мужчина на Земле, нечаянная радость,

Нежданный луч, нечаянное Ра,

Игрой весёлой хромосомных диких радуг

В мирах поправлен, сужен лишь на градус…

Зато какая ширилась Игра!

Как заиграло всё! Как поначалу ярок

Был женщины, земной хозяйки, лик!

Но заигралась, зарвалась, забыла,

сколь подарок

Невечен и велик.

Забыла, бедная, что гость такой не шалость,

Что звёзды в дом его к ней привели,

Что он – ракета, вертикаль, колосс,

и Фаллос,

Глядишь, отчалит от земли.

Лишь сотни тысяч лет каких-то погостил он,

А сколько пустозвонства и нытья

Хлебнул он здесь, в дому хозяйки милой!..

Пора, дружок, в нездешние края.

Ты знаешь, ты забыл кто ты, кто – Победитель,

Кто миллион собратьев победил,

Пройдя сквозь материнскую обитель,

И снова к женщине сошёл. И у неё гостил.

И загостился, кажется… пора уж

Отчаливать ракетой в небеса…

А женщина опять (её уж не поправишь)

Самостоятельные явит чудеса.

Научится рожать без мужества и страсти,

И самозачинать, исторгнув из себя

Какую-нибудь взвесь, и целое на части

Разбрызгивать, ни капли не любя.

Тогда-то он и вспомнится сиротски,

В лесбийской полноте он вспомнится, урод,

Который врал, и пил, и вёл себя по-скотски,

И называл себя – Народ.

Народа нет. Нет женщин. Нет мужчины.

Есть месиво морщинистое, есть

Томление о том, что нежные морщины

Ракетой дикой распрямит когда-то Весть,

Нечаянная весть о том, что снова ярок

Огонь, и грусть о том, что кануло вчера,

О том, как нестареющ мог быть тот подарок!

Какой высокою могла быть та Игра!

…а вот Платон считал, что Аристотель

Зря не считал, что Мания есть плод

Любви царя небес в земном престоле,

Как некогда Сократ считал,

А вот

Собака Диоген считал, что финик

Ничуть не хуже солнца,

Что Колосс

По большей части действует как циник,

А не мудрит, и вёл себя, как пёс,

А Лейбниц вот считал, что мир – монада,

И что в миры иные нет путей,

А если разобраться, и не надо,

Крутись в родной монаде без затей

И не гордись,

А вот прегордый Гегель

Считал, что диалектикой миры

Сшибаются легко, навроде кегель,

Причём не выпадая из игры,

А Кант вот заявил категорично,

Что совесть основной императив,

Что вещь в себе тревожить неприлично,

Поскольку разум – чистый негатив,

А вот товарищ Маркс, почтя обманкой

Все блики сфер, допёр, что только труд

Воздвиг меж человеком и болванкой

Реальную вселенную,

Но тут

Бородачи Руси пошли рядиться

В мистический туман, и Соловьёв

Из Троицы нащёлкал триединство

В раю бесед, свиданий, соловьёв,

А вот Восток прозрел, что мы слепые,

Что зряче лишь незримое живёт…

А как же любомудры, Мать-София?

А мысль?

А философия?

А вот…