Вячеслав Киктенко - Алфавит. Часть первая. А – К

Белую берёзу заломаю,

Выломлю я, гад, два пруточка,

Сделаю я, млад, два гудочка…»

Огни и корчи крови, лютый холод,

Зелёная походочка равнин,

И – песня надо всем! И – чёрный хохот

Над барством беломраморных лепнин.

Откуда, и куда… Какая дикость!

Когда всё так ознобно, так свежо.

Душа запела… разберись, поди-кось…

И страстно, а и страшно. Хорошо.

***

А на куличках вновь сирень маячит.

В испарине земля, как рожаница.

На щепку щепка лезет, бедный мальчик

Готов на каждой девочке жениться.

Соседка есть по парте, вот уж, там уж…

Она – своя, не стыдно ничего.

Но девочка задумчива. «Уж замуж?

Оно бы в самый раз. Но за кого?

Ты бедный, Вань. А мамка ржёт за водкой:

Держи покрепче, девонька, штаны,

А папка ей поддакивает плёткой:

Растили сиськи мы не для шпаны!..

Куда податься бедному мальчонке?

Девчонка подросла – и нет девчонки.

***

А память снова возвращает к соснам

Тропинкой через холм, наискосок,

Там волосы дочурки пахнут солнцем

И бабочки садятся на висок.

Подрагивают крылья и ресницы,

Горячей смолкой топятся стволы,

Там облако, как будто снова снится

Среди вершин. Края его круглы.

Там взгляд стволов к вершинам запрокинут,

А те – в покое облако хранят:

Подует ветер, вправо передвинут,

Едва утихнет, влево наклонят.

Извечный спор природы и природы,

И он, непротокольный, тоже суд.

Кому столпы бесстрастной несвободы

Сейчас свой приговор произнесут?

Река небес свободна, яснолица,

И дерево свободно в свой черёд.

Скрипит сосна. Подрагивает птица.

И облако шарахается вброд.

А крохотная девочка в косынке,

В вольготные забредшая края,

Начальница иголки и травинки,

Хозяйка стрекозы и муравья.

***

Ахнут иглы – вспыхнет ёлка.

В новогоднюю пургу

В домик твой отправлюсь, долго

Буду путаться в снегу.

В окнах свет, конец недели,

Время к водке, к пирогам.

Струйки жаркие метели

Тонко вьются по ногам,

Двор со мной перебегают,

Проползают под дверьми,

У ствола изнемогает

Золотого…

Ты пойми,

Грустно им за дверью, в праздник…

Эту змейку подберу.

Ты не рада? Стол украсим —

Поползёт по серебру…

***

Антоновкой пахло в саду, и апортом

В соседнем саду, а внизу, у воды

Прохладной малиной и мокрым забором,

В овраге полощущем клок бороды.

Там сырость живёт и зелёная вата,

Там срублена яблоня в тёмном углу,

Там к яблоне мох подползал виновато

И вверх – на три пальца – проплыл по стволу.

Там дух запустенья… но к вечеру планку

В заборе раздвинут, в воде постоят

И воду – тугими рывками – по шлангу

Движком перетянут и сад напоят…

Хозяин живёт в бороде и величьи,

Он любит по саду ходить в сапогах,

Не любит вывешивать знаки отличья

И любит сукно допотопных рубах.

Мы чай с ним под лампочкой пьём на веранде,

Он век говорить о соседях готов,

Он смотрит туда не антоновки ради,

А ради печальной хозяйки плодов.

Он вспомнит себя, он вдруг вспомнит солдата,

Вдруг вспомнит, смущаясь, ведь он не забыл,

Что сад его был мне соседним когда-то,

Не то чтобы мне, ну а всё-таки был,

Но он позабудет о странной соседке,

Он вспомнит иное совсем для меня,

Пока за оградой, в дому и в беседке,

Гасить перед сном не возьмутся огня.

Тётки пили, пили с детства,

Пил и папа, пила мама,

Всё спустили,

А в наследство

Пеpепала пилоpама:

Вжик, вжик, вжик, вжик,

Я и баба и мужик,

Никого не люблю,

Кого хочешь pаспилю.

Где моя

Детвоpа?

Ни кола,

Ни двоpа.

Пилоpама одна,

В ней сидит сатана:

Пилит, пилит, пилит, пилит,

Кpужит, кpужит, кpужит, кpужит…

Дети были б —

Нету мужа.

Нету бога,

Нету беса,

Вот уже и нету леса,

Вообще – ничего,

Вообще – никого.

Я одна во хмелю

Голый воздух пилю.

Потому что я – Бог,

Потому что – стою

И толкаю под круг

Всю вселен-ну-ю…

***

Ах, как сложно мы с тобою говорим,

Иностранными словечками сорим.

Было проще всё. Я звал тебя. Ты шла.

Так зачем же про учёные дела,

Про влечение полов, про либидо…

Тропки те позаметало лебедой.

Так давай хоть на прощание вдвоём

Песню старую-престарую споём,

Да по-доброму вспомянем те года…

Лебеда ж ты, золотая лебеда!

***

А потом отвыкнут люди видеть рядом нас с тобою,

Отмерещатся перилам прикасанья наших рук,

Город мглистый просияет чьей-то новою судьбою,

Станем мы официальны. Так замкнётся первый круг.

А потом пойдут трамваи увозить кого-то в осень.

Круг второй замкнётся. Встреча, мной назначенная в семь,

Как прощанье не случится. На часах почтамта восемь.

Это третий круг замкнулся. И темно уже совсем.

Остается только город. Как на зеркальце наклонном,

Поплывут дожди и листья вниз по улочкам крутым,

И деревья в старом парке терпко, как одеколоном,

Вымокшим листом запахнут – потемневшим, золотым.

Только город остаётся. Здесь родился. Эта ёлка

Мной посажена. И встречу сам назначил. Не грущу.

Эта улица – знакома. Женщина – едва ль. И долго

Вслед ушедшему не надо, ни трамваю, ни плащу…

***

А сказка стоит на пороге столетий

И светится тихо, как звёзды и дети,

Сквозь марева эр и календ короба…

Кряжисто рублены мороки эти,

Что ни столетье – изба.

Наглухо рублены: солнцем, луною,

Хищною силищею неземною

Разума-зверя, ин дик и хоробр…

Сказка волшебной прошла стороною,

И девица – красна, и молодец – добр.

Прошла всё насквозь, и стоит на пороге,

Всё так же лучась через млечную тьму,

И рыцарь всё грезит о битве, о роке,

И бредит царевна побегом к нему,

Воды из ковша – и босая бежала бы,

Ах, кабы трава на дворе не кололася,

А ещё повилика противными жалами

Не отравила б отцова колодезя!..

Ни царь дурачок, ни царевна глупышка

Не поняли как им бездомье досталось,

А в домике умная белая мышка

Где кроется выход – уже догадалась.

Да кто их расскажет, распутает тайны,

Предаст эти веды и коды огласке,

Чудовища-джины? Машины-титаны?..

Гудят великаны, зарытые в Сказке.

Мембраны поют. Но всё так же, суглобо