Елена Крюкова - Грэйс

Сил нет кланяться у тебя, черномазая ведьма, голь
Перекатная ты, гастрольная,
швырни же голодным по счастью людям
Эту музыку милости, праздник павлиний,
глухую боль,
Все, что с нами, немыми, было и что еще будет.

И чего не будет, пропой!
…нам, пропойцам, бутылку початую с палубы брось
Виски, джина ли, тягучего, злого пустынного зелья,
Вбей же в руку распятую
этот черный – по шляпку! – тяжелый гвоздь,
Для последнего крика,
для Пасхального – на полмира – солнца-веселья.

Меховинки и мешковины.
Озверелые визги такси!
Рвется снежная пуповина.
Новор о жденный плач Руси!

Хлесткий вопль. Чуждый говор: «Мерси…»
Эй, носильщик, за грош – поднеси.

В белых песцах
девчонка,
только прыгнула с поезда.
Моржовый клык у пояса.
Подзаработала у Полярного круга.
Потеряла в тундре лучшего друга.
В Архангельске, в церкви, поверила в Бога.
Смотрит из-под песцов ясно и строго.
Глаза нерпичьи, скулы багряные…

Ее хватают чьи-то руки пьяные,
а справа от нее —
абрикос детской щеки,
перстень – огнем на девичьей руке,
огнями – радужки и зрачки,
роса слезы, мороз на виске,
а слева – вокзальная башня Сююмбике,
а сзади выныривают такие мужики!
С песней на устах —
о золотоносных местах,
о золоторунной овце,
о золотобровом лице…
Рюкзаки застегнуты на все ремни!

А старуха молится:
– Спаси и сохрани.

…Спаси и сохрани —
от метели, жадно заметающей путь,
что стесняет сердце
и давит грудь.
От метели, хищно падающей с неба
на лисьи и волчьи следы,
от легкого хлеба,
от тяжелой воды,
от всякой безумной напасти —
от мора, глада,
от войны…

Гудок дальнего слезного счастья —
поперек пустынной страны.

Старуха крестится,
лицо коряво, коричнево…
Ее седина пахнет корой, корицею…
Очкастый парень
кричит по-литовски —
красивый, бритый, лицом – Котовский!
Сто лиц!
Сто языков!
Господи, упаду ниц
средь чемоданов, мешков…
С места снялись… поплыли
Веси, предместья, города…
Во снежной пыли – народ мой, ты ли…
Куда, мой народ, куда…

Господи, сколько людей…
Приди, возьми и владей…

…

…Вокзал красивый и суровый.
Его узорчата стена.
Его нахмуренные брови:
Страна – неверная жена.

Она весь век куда-то едет,
Во тьму глаза ее глядят.
И, плача, по буфетам дети
Еду холодную едят.

И под крыло, под плат пуховый
Всех беспризорных соберет:
Всех, кто слепой и бестолковый,
Всех, кто – толпа и кто – народ,
Всех чужеземцев, иноверцев,
Кто ходит по Руси, косясь…
Вокзала темь… и запах перца…
Фонарь играет, яркий язь…
То иглы вьюги… то ударит
из туч, мазнувши по лицу,
великий свет… средь гула, гари,
зимы, что поведут к венцу…

И в этой вьюге, что так сладко
Жжет рот, как на морозе – сталь,
Идет красивая мулатка,
Огромна, как сама печаль.
У дерева и человека
Что под коричневой корой?..
Она стоит над белым снегом
Огромной черною горой.

О, тонкой ковки профиль медный
И пламя грозовое скул!
Петровский фейерверк победный
Из бешеных белков блеснул…
Но – хлад асфальта и металла!
Но – самолет над головой!
И стиснут пальцы, как шандалы,
Огонь чужой руки живой.
Прохожий без суда и слова
Шарахнется к дороге, в грязь…
О, к этому она готова.
Она ведь черной родилась.

В ночи куранты бьют старинной
И царской музыкой тоски!
Зачем так ноздри рвут зверино
Морозный воздух на куски…
Она ведь родилась собакой…
И буйволицей… и козой…
И стылой – зимнею – из мрака —
Бизоньей вымершей слезой…

Постой. Чужой народ увидишь.
Бежит. Летит. Снует. Плывет.
На снеговую сцену выйдешь.
На льдину станешь в ледоход.

И не сегодня и не завтра,
Века пройдут иль полчаса,
Заплачешь этими слезами,
Восполнишь эти голоса,
Вдохнешь все солнце золотое,
Блик на дорожном сундуке,
Весь дым дороги и постоя —
И песней выдохнешь святою,
Спиричуэл твоей простою,
Улыбкою Сююмбике…

Ты чужачка здесь. А я, видишь, родная тут.
Я тут, слышишь, родная всем и всему.
Хоронила родных. Рыданья, венки, салют.
И уйду я отсюда – в родную хвойную тьму.

Чужеземка ты. А я тут твердо стою.
Из родного чернозема мои ноги растут.
Ты у рампы поешь, у прожектора на краю.
Я – над сизым зерцалом реки,
ледяной берег крут.

Над зальделым плесом.
Над тюремным санным путем.
Надо ржавым военным трактором,
по весне ушедшим под лед.
Я на сцену заливисто крикну тебе: все путем!
Спой про то, как никто никогда не умрет!

Раскрываешь рот. Дрожи дикий, чайкой, полет.
Простираешь руки. По ветру летят рукава.
Черный лебедь мой. Радость моя.
Всяк во мрак уйдет.
А пока – ты жива. Да и я жива.

Из чужих хромосом чужедальний соткан геном.
Иноземный гром в зените плетет вензеля.
…я хочу, чтобы смерть побыла лишь сном.
Стоном в песне твоей, земля, родная моя.