Елена Крюкова - Титаник

Ночь. Холод. Пыль миров. Молюсь на красоту
Звенящих стрел… седых полночных зарев…
Земля еще плывет. И на ее борту
Слепящей позолотой: МЕНЕ, ТЕКЕЛ, ФАРЕС.

Так больно мне. Мой дом! О, где там Валтасар…
Завален мясом стол, залит вином… не вижу…
Лишь вижу на полмира – надо лбом —
небесный тот пожар,
Горячая звезда все ближе, ближе, ближе.

Ко рту он поднялс я , индиговый туман.
Волн ы топор летит. И берега кренятся.
Титаник мой вопит. Молчит мой океан.
И не помянут нас. И не запишут в святцы.

Ни Библия-Коран… ни Шива, пляской пьян…
Ни свечкою – гадалка над картежной пастью…
Я вижу эту ночь. Хрипит мой океан.
Земля еще плывет. Обманываясь: в счастье.

Тишина. Это штиль. Это полный штиль.
Это невыносимо. Залеплен слух
Тишиной. Наша жизнь – легенда и быль.
Океан, и над ним летит птица Рух.
Ни тире. Ни точек. Ни вздрога волны.
Эта азбука Морзе… молчи, дитя.
Это только сны. Подводные сны.
Проплывают мимо, плавниками светя.
Мои руки, улыбку, сердце, ступни
Кровеносные водоросли оплетут.
Толща вод. Водяные лилии-дни.
Я со дна шепчу вам: я жива, я тут.
Отбиваю сердцем точки-тире.
Белый шум. Синий шум.
Дрожь черной свечи.
В Марианской впадине, в черной дыре
Я – антенна. О помощи не кричи.
Слишком яркая артериальная кровь.
Слишком вечно мы между звезд плывем.
Океан – это просто расстрельный ров.
На краю обнимемся – мы, вдвоем.
Неужели все кончено? Грохот внутри.
А снаружи – клятая тишина.
Утонула я, а плыву, смотри,
Среди рыб златых никому не нужна.
В океане, среди прилипал и звезд,
Может, тихо, бормотно – все началось?
В мою правую руку – по шляпку гвоздь.
В мою левую руку – по шляпку гвоздь.
Эти гвозди, заклепки, шурупы, болты…
Льдяный коготь клеймит обшивку насквозь.
Ты молчишь, океан. Значит, нам кранты.
Не скрипит гнилая земная ось.
Хруст: ломаются кости. Ржавая сталь
Разымается. Тонет в густой тишине.
Скрежет: лед уходит в немую даль.
Белый бинт замотает мой крик на дне.
Затолкают мне в глотку белую бязь.
Марлю резко швырнут на пирушкин стол:
Ты, утрись!.. А я еще не родилась.
Мой корабль на дно еще не ушел.
Вот минога с лимоном. Утка в яблоках вот.
Осьминоги пальцев ползут по столу.
Услади напослед копилку-живот.
Кьянти – в рот. Халдей хохочет в углу.
Музыканты! Эй! Корабельный оркестр!
…все уснули. Могильная, ртутная тишь.
А на дне, слышишь, нету свободных мест.
А на дне, слышишь, там никогда не спишь,
На безвинную, тинную явь обречен.
Ты все знаешь там. Да! Всех червей и рыб.
Да еще плывет твой железный челн.
Да еще в каюте – неслышный всхлип.
Это плачу я. Отраженье мое:
Там, в полночном зените, на синем дне.
Тишина. Перед зеркалом – сдернуть белье.
Мой корабль парит в зеркальном огне.
Я во времени гиблом отражена —
Оголясь, в панталонах, смешных кружевах.
Все уснули. Пачулей дух. Тишина.
Я напрасно смехом побеждаю страх.
Где-то в яме трюма, в огнекрылом аду,
Пьяно хлещет вода в железный бокал.
…на колени перед зеркалом упаду:
Жить оставь! Никто гибели не искал.
Еле слышно, бессонно земля дрожит.
Еле слышно, смешливо дрожит вода.
Тишина. Господь берет жизнями мыт —
За доставку груза в никуда, навсегда.

Я белая.
Ночью замешено тесто.
Слепит белизною зима.
Я нынче невеста.
И можно сойти с ума
От счастья быть в белом,
в пуржистом, огнистом платье – один
Лишь раз надеть. В перекрестье похорон и годин.
Я белый, коряво вырванный из тетрадки в клетку,
несмелый лист.
Пишу нелепо, негладко. Я белый тигр, белый лис.
Я белый кит, ума палата, упоительный Моби Дик,
Косатки, дельфины, скаты ловят мой тонкий крик.
Я белая. Бумага я старая, с краю горелая.
Рвут меня, мнут,
Суют на растопку в печь, на кроху минут,
И жрет огонь все, чем на земле я жила —
Мечты, рыданья, выдумки, явь, все горит дотла.
Я белый пух. Мной подушка набита навек,
И спит на моей птичьей неге иной человек,
Иные слезы по наволке пятнами тихо плывут:
Ночная ладья, исчезай, этот берег крут.
Я нынче хозяйка. Я в белой холстине той
Кажусь себе на кухне Горой Мировою,
ризой святой,
Сверкаю, сияю!.. я баба на чайник… вот —
Качнется маятник, качнется тяжелый живот…
А вот в этом зеркале, не дай Бог заглянуть,
Я, в саване белом, пора собираться в путь,
В последний путь, ах, Господь, не хочется как,
Давай подложу Тебе, Распятому,
под щеку горячий кулак…
Все мягче бредить, мой милый… все слаще спать…
Я белая простыня, устилаю Твою кровать,
И я не растаю в моих полях по весне,
И я воздымусь к небесам в соборном огне!
Ах, милый, зри, раскинулась белизна
Моя – на полмира, на небо без края-дна,
На землю, изрытую рек слезами, такую мою,
Что глянет в душу мою глазами у меня на краю!
Я белая! Я сияю! Я просто одна звезда!
Лечу, а куда – не знаю, и может быть, в никуда,
И я превращаюсь в незримые,
чисто-белые письмена,
И не прочесть, не вычесть, не выжечь,
лишь я зарыдаю одна.

мне опять объявляют войну
со мной воюют за что ни за что
опять у чужой пустоты в плену
опять от холода мешком – пальто
опять на палубу в боль и соль
и в голь и вдоль да по мостовой
древняной пьяной а снега моль
побила шубу хоть волком вой
Титаник вновь под голой стопой
Титаник снова над головой
огнями Эльма клянись и пой
под ветром сивиллой седою стой
ты видишь – в море идет война
ты зришь – на суше война идет
она в грешный мир опять влюблена
обнимет жарко вопьется рот
железный – в радость соленых губ
дрожащих рожающих теплых моих
Титаник стланик железный труп
телега везущая в ночь живых
по шаткой палубе гордо тяну
и тело и душу и горний свет
сегодня мне объявили войну
против меня а меня-то нет
а есть только палубы дикий крен
распятый проклятый дощатый плот
седая пена всех Иппокрен
могильное дерево захлестнет