Евгения Михайлова - Пёстрая книга лета

Хотите верьте, хотите нет, но скука является причиной многих неприглядных проступков, а то ещё и чего похуже. Эту истину я уяснил для себя еще в далекий дачный период своего детства. Бездеятельность противоестественна человеческой натуре, а тем более детской.

В один из летних дней зарядил дождь. Я перебрал все игры, книжки, но остановиться на чем-то определенном никак не мог. До тех пор не мог, пока на глаза мне не попался тюль на окне гостиной. Мне показалось, что по нижней своей кромке он весь кривой какой-то. Улучив момент, когда нянька отвлеклась по делам кулинарным, я стащил её большие портновские ножницы и принялся равнять тюлевую занавеску. Старательно простриг острыми ножницами от края до края и отошел от окна, чтобы полюбоваться на результаты своей работы. К моему удивлению занавеска стала ещё кривее, чем была. Я опять начал стричь тюль, стараясь не вылезать за клеточки и опять тот же результат. Нянька вовремя спохватилась ножниц, иначе от длинной занавеси осталась бы маленькие шторки.

За эту свою дизайнерскую инициативу на весь следующий день я был отлучен от выхода на улицу. Как неприкаянный, слонялся по дачному участку. Заглянул в сарай, где все было давным-давно знакомо, спустился в холодное каменное нутро погреба, повисел на турнике, в кавалерийской атаке ворвался в заросли крапивы, порубил её, пока не ожегся, и присел в тенек под яблоню.

Приехала почтальонша Галя и зашла к нашей няньке Даше выпить чайку. Дамский велосипед Гали был красивый, блестящий, с сеточкой на заднем колесе. И сама Галя была красивой, румяной, полной и, как все говорили, «на выданье». Что вдруг мне пришло в голову – не знаю, но под сиденье Галиного красавца-велосипеда я пристроил пищалку от детской игрушки.

Галя напилась чаю с нянькиными пирожками, вышла за калитку, разогнала свой велосипед и прыгнула в седло. Прохожие и сама Галя очень удивились истошному писку странного происхождения. Прыгнет колесо на булыжнике и из-под Гали тут же попискивает жалобно что-то. Звук этот сопровождал ничего не понимающую почтальоншу на протяжении всего пути от нашей дачи до почты.

Любое преступление, любой проступок рано или поздно оборачиваются наказанием. Для нас с сестрой самым большим наказанием на даче был запрет нос показывать за ворота дачи. С тех самых детских пор я наш дачный участок знаю намного лучше моей сестры, хотя и за его границами происходило много всего интересного.

Полдень. Знойно и тихо. В тени забора на небольших узелочках сидим мы с сестрой, прислушиваясь к шуму на дороге. Мимо снуют большие черные мухи. Где-то за поворотом загремели колеса телеги, и мы вытягиваем шеи в ту сторону. Но это не старьевщик. Это золотарь со своей бочкой, с громадным ковшом и в неизменном брезентовом плаще. Поскрипывая упряжью и громыхая по булыжной дороге колесами, бочка сворачивает на соседнюю улицу, за ней устремляется рой надоедливых мух.

А вот и старьевщик. Каждую неделю по пятницам он приезжает в наш дачный поселок. Сегодня наша нянька Даша собрала каждому из нас для обмена свою порцию вторсырья. В прошлый раз мы принесли одну кипу старых газет и получили за них леденец и воздушный шарик. Леденцового петушка мы еще как-то умудрились разделить, облизав поочередно его до самой палочки, а вот с шариком вышел конфуз. Каждому хотелось непременно самому надуть и завязать шарик ниточкой. Будь шарик чуть покрепче, скандал мог бы перерасти в ссору, но он, к счастью, вовремя лопнул.

Итак, у меня связка с какими-то потрепанными книгами, у сестры узелочек с тряпьем. Я за свое богатство получаю коробку пластилина. Свой узелок сестра с явным удовольствием отдает за куклу-голышку. Мама говорит, что сестра усидчивая девочка и мне надо бы брать с неё пример.

На прохладной террасе мы усаживаемся за большой стол, раскладываем свои богатства и принимаемся за работу. Сестра, высунув кончик языка, старательно кроит и шьет для своей голышки кофту и юбочку, а я пытаюсь вылепить из податливого материала человечков.

Фигурки выходят уродливыми и смешными. Я сминаю их в комок и начинаю все сначала. И опять получается полное безобразие. Тщетность усилий заставляет меня найти другой вариант. И вот у меня получается вполне сносная, со стволом и ядрами пушка на колесиках. Жаль, что она не стреляет, но ведь это дело поправимое. Из бумажного листа я скатываю трубочку, вставляю в неё пластилиновое ядро и прицеливаюсь в голого пупса. Плевок – и мягкий шарик, перелетев через стол, застревает в светлых кудряшках сестры. Она даже не чувствует, а я, раздосадованный промахом, начинаю массированный обстрел цели. Да, пластилин в волосах – это что-то!

Когда сестра спохватилась, было уже поздно. Мы попытались вычесать липкую гадость, но это только усугубило ситуацию. Пластилин размазывался, волосы местами торчали рожками, принимали причудливые формы, и все это довело сестру до слез, а меня до дурацкого смеха. На шум явилась Даша, отвесила мне легкий подзатыльник и устроила сестре головомойку.

Пластилин просуществовал у меня недолго. Однажды забрался я зачем-то на крышу беседки, попытался слезть обратно, но спихнул ногой лесенку и повис, уцепившись за конек. Нянька, конечно, сняла меня с крутой крыши, но тут же пристроила в угол возле печки, чтобы оставался на виду, пока она печет свои знаменитые пирожки. Стоять летом у теплой печи было жарко и грустно. От нечего делать я пошарил в кармашках брюк и нащупал комочек пластилина. На белой облицовке печи пластилин хорошо плавился и запах от него шел как из-под капота папиного «Москвича». После этого моего эксперимента коробка с пластилином бесследно исчезла.