Евгения Михайлова - Пёстрая книга лета

Со временем об акции обмена ненужного барахла на нечто дельное и полезное напоминал только одетый с иголочки сестрёнкин пупс. А наши родители, в угоду моде или из желания занять полезным делом праздношатающихся нас с сестрой, уговорили учительницу музыки приобщить и нас к высокому искусству.

Меня всегда удивляло, как конферансье может так четко по памяти объявлять сложные названия произведений, имена их авторов и исполнителей. На сцене летней ракушки-эстрады он, например, говорил: «Пьеса „Утренние размышления“ из „Детского альбома“ Петра Ильича Чайковского. У рояля концертмейстер Ликадия Вишневецкая». Ничуть не сомневаюсь, что и отчество нашей соседки Ликадии Вишневецкой – Константиновна – ведущий концерта произнес бы без запинки.

После этих слов на сцену выходила Ликадия Константиновна. Своей фигурой она напоминала грушу. Сложенные пучком на голове волосы, шея как-то незаметно переходила в узкие плечи. Потом Ликадия Константиновна резко утолщалась в бедрах, а передвигалось все это на коротких и толстых ножках.

Концерты случались не каждый день, и пианистка с удовольствием давала уроки музыки дачной детворе. Помнится, я с удовольствием покрутился на винтовой табуреточке возле рояля, а когда дело дошло до нот и гамм, принялся выдумывать всякие поводы и причины лишь бы отлынить от занятий.

У сестры дело пошло гораздо лучше. Пока она терзала старенький инструмент и наш слух гаммами, мы с учительницей музыки пили чай и беседовали. Вернее, она говорила, а я слушал. Заметив однажды, с каким интересом я рассматриваю фотографии на стене, Ликадия Константиновна поняла, что нашла для себя благодарного слушателя.

Это были фотографии видов довоенного Ленинграда, молоденькой девушки ничуть не похожей на Ликадию Константиновну, но именно ею и оказавшейся, и ещё фото двух моряков. На одном снимке был запечатлен кавторанг в полной парадной форме, с крабами и кортиком. Под снимком мелким каллиграфическим почерком было написано: А. Н. Вишневецкий. Ленинград. 1940г. Со второй фотографии смотрел молодой матросик в тельняшке, бушлате и бескозырке, на которой можно было увидеть: Балтийский флот. В углу снимка печатными буквами было написано: Юрочка, 1941 г.

Стоящий на якорях Балтийский флот во время войны яростно отбивался от фашистов с палуб кораблей. Участвовали моряки и в сухопутных боях. Во время одного из боев погиб капитан второго ранга А. Н. Вишневецкий. Через два месяца пропал без вести матрос Ю. А. Вишневецкий.

Ликадия Константиновна осталась одна в блокадном городе, не переставая надеяться на чудо. Но чудеса случаются редко.

О войне и днях блокады пианистка рассказывала мало, чаще о мирном времени. Только однажды проскользнуло в её словах ощущение страха. Она призналась, что иногда во сне вдруг начинает ощущать мучительный голод. Странное ощущение смерти от неминуемого голода в мирное время развило в нашей учительнице музыки желание постоянно чем-нибудь перекусывать. Была у неё такая слабость, она её не скрывала, да и скрыть всё то, о чем красноречиво свидетельствовала фигура Ликадии Константиновны, было невозможно.

Со временем поняв, что пределом моих способностей остались «Чижик-пыжик» и «Собачий вальс», учительница прямо заявила об этом моим родителям. Хоть и небольшие деньги, за просто так она брать отказалась, назвав меня «всегда приятным гостем в её скромной обители».

И невдомек было старой учительнице, что давно болен я совсем другим музыкальным инструментом. Меня завораживали звуки кларнета и саксофона. А детский кларнетик в магазине «Культтовары» стал пределом моих мечтаний.

Кларнет этот был с белым раструбом и таким же белым мундштуком, а на черном его корпусе блестели серебряные клапаночки. Впервые он попался мне на глаза во время похода за керосином.

Когда у няньки в примусе керосин подходил к концу, она вручала мне мелочь и отправляла в керосиновую лавку. А напротив этой лавки стоял магазин «Культтовары».

Я всегда по пути забегал в него, чтобы полюбоваться на большой глобус, портфели, тетради, ручки, цветные карандаши и многое другое, что мне непременно должны были купить к началу моей школьной жизни. В одно из таких посещений под стеклом прилавка я увидел эту замечательную дудочку, тут же обзавелся идеей фикс купить её на скопленные мной деньги и тут же понял, что копить мне придется довольно долго. Денег нам с сестрой почти не давали. Просто потому, что пойти с ними было некуда.

Оставался вариант лишения самого себя привычных удовольствий. Сэкономить деньги я мог, только отказавшись от порции мороженного или похода в кино. Но жажда обладания этим красивым инструментом и вера в то, что смогу сыграть на нем красивейшую из всех мелодий победили, и я принялся копить деньги.

Деньги копились очень медленно. Я часто забегал в «Культтовары» и с тревогой поглядывал на прилавок, не продана ли кому-нибудь моя заветная мечта. В одно из таких посещений дудочки за стеклом прилавка не оказалось. Я посмотрел на улыбающуюся продавщицу и поплелся домой.

В детской, закутавшись с головой в одеяло, я страдал. Было от чего. Вдребезги разбилась моя первая настоящая мечта. Страдания мои были искренни, глубоки, но, к счастью, не долги. В комнату явилась нянька и протянула мне черный футляр. А в футляре лежала моя дудочка!

Продавщицы рассказали о моей тайной страсти почтальонше Гале, та в свою очередь поделилась новостью с нянькой, и добрейшей души человек Даша на свои скудные средства сократила мой долгий и полный лишений путь к заветной цели.

Жизнь давала уроки. Во-первых, я понял, что деньги тратятся быстрее, чем копятся. И еще уразумел, что окружающие не всегда так безразличны к нам, как это порой кажется. А главное, я понял, что значит сила воли, когда идешь к своей цели.

Ничего путного на этой дудочке я так и не сыграл. Что-то похожее на нечто знакомое извлекалось иногда, но не более того. А звуки саксофона меня до сих пор завораживают. И манят куда-то…