Борис Херсонский - Девять

кружись на одной ноге резко остановись
мир начнет кружиться вокруг тебя как вокруг оси
словно вода в воронку душа устремится ввысь
пощады не жди и прощения не проси
так из облачка белого рождается фронт грозовой
и прогибается небо под тяжестью колесниц
так молнии сообщают вести с передовой
так дышат духи небесные с тысячей крыльев и лиц
так узнаешь спасителя в давнем привычном враге
так исчезает цивилизация без следа
вот ребенок крутится на одной ноге
сейчас остановится что случится тогда

я имею тебе сказать – так говорил мне дед.
I have to tell you – скажет когда-нибудь внук.
когда я уйду – никто не посмотрит вслед.
когда постучу – не отворят на стук.
поколение-мостик над подземной рекой.
переходный период из ничто в никуда.
все это не оплатить стихотворной строкой,
и даже музыкой – не залатать никогда.
а казалось, что строить нужно на месте пустом.
а казалось не нужно идти, куда не зовут.
вода изгнанья течет под старым мостом.
облака изгнанья над землею изгнанья плывут.

Человек надевает военную форму,
надевает и не снимает ее несколько лет.
Потом надевает штатское и хочет вернуться в норму,
но понимает, что в норму возврата нет.
Потому что военный и штатский – это разные стили.
Потому что только в окопах знаешь, кто враг, кто друг.
Многим хочется убивать, чтобы их за это хвалили,
жаль только кровь никак не отмывается с рук.
Зато остается много невеселых историй,
которые за стаканом рассказывать сыновьям:
о том, как хрустит на зубах песок чужих территорий,
как трупы однополчан выкапывают из ям.
О том, что не жалко баб – этих блядей, подстилок,
которых вести что в стога, что в ближний лесок.
О том, что расстрел – это пуля в затылок,
а самоубийство – это пуля в висок.

брак царя был свободен от секса: супруг уважал супругу.
они гуляли вместе, не прикасаясь друг к другу.
то по дворцовым залам, то по дворцовому парку.
она выводила левретку, а он – овчарку.
они оставались чисты, как жители сельской читальни.
во всем дворце не нашлось ни кровати, ни спальни,
не было ни сортира, ни, тем паче – алькова.
он был не слишком умен, она – совсем бестолкова.
Бог давал им деток задаром, без зачатья и родов.
их семьею была семья различных народов.
южные были смуглы, а северные бледнолицы.
и это все, что известно о жизни царя и царицы.

они говорят: «в наше время», имея в виду мезозой.
они говорят: «наше будущее», ничего не имея в виду.
тучи над джунглями встали. в воздухе пахнет грозой.
динозавры не верят в наследственность. вымиранье у них в роду.
в роду монументов-ящеров, ходящих на задних ногах,
соперничающих с кенгуру, которых в помине нет,
их долг – расчистить пространство. они как в шкуре – в долгах.
на них сошелся лазером белый свет.
их каменные зародыши лежат в пустынных песках.
смертоносное солнце не в силах их отогреть.
холодная кровь пульсирует в их висках.
эволюция-сука над ними свистит, как плеть.
а мы говорим: «в наше время», имея в виду совок.
а мы говорим: «наше будущее» – и считаем гроши.
эволюция дремлет, забившись в живой уголок.
рядом с ней примостилась вера в бессмертье души.

получай фашист гранату от советского бойца
получай прораб зарплату вдруг дотянешь до конца
получай Моисей скрижали разбивай их о скалу
да под старость нас прижали словно бабочку к стеклу
получай не по заслугам по потребностям своим
погуляй цветущим лугом горним ангелом храним
получай не по законам воцарилась благодать
ибо счет не по поклонам нам предъявит Божья Мать.
получай свое чужое до получки дотяни
чтобы счастье небольшое осветило наши дни
чтоб бухгалтерские счеты не стучали на столе
чтобы помнил для чего ты оказался на земле

девицы ходили в лодочках мальчики в мокасинах
студенты писали конспекты по основам марксистской науки
ненависть продавали в продовольственных магазинах
в бумаге оберточной по килограмму в руки
руки мозолистые гордость пролетариата
глотка луженая гордость и слава прораба
если завтра война если завтра зарплата
мальчик не плачь потому что вырастешь будешь баба
девочка девочка вырастешь будешь девица
в лодочках на каблучках в ботиках или сапожках
хочется перехочется перетерпится удавиться
комнатная антенна телик на тонких ножках
хочется есть но лень с утра в гастроном тащиться
можно что-то стащить коллектив возьмет на поруки
длинная очередь громоздкая продавщица
отпускает отборную ненависть по килограмму в руки

не ходите дети туда,
где дамы и господа.
пусть не будет вашей ноги,
где товарищи и враги.
мой маленький, не ходи
туда, где живут вожди.
лучше лицо умой,
чисти зубы, маленький мой,
слушай бабушку, кашку ешь,
залатай в сознании брешь.
не смотри, что дедушка стар —
он тебя отведет на бульвар,
а не хочешь – гуляй во дворе,
пока тепло в октябре.

молчание знак согласия с твоими врагами
когда тебя свалили на землю и лупят ногами
согласия что и сам себя на землю свалил
что и сам себя ногами бил что есть сил,
так что свет не мил
о эти хищники в форме с сапогами на лапах
о эти жертвы с тоской о колодках и кляпах
о эти бухгалтера не считают выводят в расход
о эти речи на каждый праздник из года в год
зловоннее сточных вод
мы тоже не травоядные хоть и жевали жвачку
от детей моряцких унизительную подачку
дай пожевать в детском садике во дворе
колодце дома выстроились в каре
в первый класс в сентябре
первый сентябрьский денек не всегда погожий
иногда туманный сырой ни на что не похожий
праздник белых бантов передничков воротничков
близоруких глаз в пластмассовых рамках очков
с травлею новичков
мы тоже не новички хоть не вяжем ни слов ни лыка
любому гаду было легко нас сбить с панталыку
поставить под знамя и под ружье за собой увести
туда в никуда где никто никого не может спасти
молчание здесь в чести

зеленый ежик падает раскалывается пополам
каштан по асфальту катится под ноги мне
я не нагибаюсь за ним иду по своим делам
не нужным стране жене да и мне не вполне
и каштан никому не нужен Господи сколько их
валяется на тротуаре или в жухлой траве
а рядом створки скорлупки сколько колючих пустых
столько же сколько пустых мыслей в моей голове
столько же сколько дней в долгой жизни моей
оболочек без сердцевины без внутреннего огня
иду по своим делам стараюсь идти быстрей
притворяясь что я спешу и дело есть у меня