Савелий Кострикин - Летопись

Молитва Кита Кайзера

,,Лаура… Лучше б ты не умирала…

В природе нет и не было чудес.

Ты первоцветом майским расцветала…

Но вознеслась на Небо горьких грез.

Я тоже верил в Божий Суд, когда – то…

А в результате… Впрочем – ничего

Здесь не меняет красоту заката

Очарований взгляда твоего…

Ко мне явился бестелесный призрак?

О, нет! Лаура, ты воскресла вновь…

И смерть твоя как – будто отдалилась…

Но стали ближе слёзы и любовь.

Но стало ближе наших Душ сиянье…

Не уходи! Не исчезай! Прошу -

Останься. Верю – расставанье

С тобою вновь себе я не прощу!

Прости. Я был так глуп, что жив остался…

С тобою нужно было умереть.

Но я, дурак, за жизнь свою держался,

И стыдно мне в глаза твои смотреть…"

#Савелий_Кострикин

#Порыв_Души

Пришли Хайям, Фирдоуси, Джами…

Пришёл и он, Джалаладдин Руми.

Пришёл в наш мир, чтоб правду говорить,

в надежде, что невидимая нить,

возьмёт своё: великий суфий был.

Он жил для нас, он справедливо жил.

Так вот и мы, должны его признать,

не утащив в болотистую гать,

а сделав лучше, наш бескрайний мир,

что крайне слаб, убожественнен, сир.

Пришли Хайям, Фирдоуси, Джами…

Пришёл и он, Джалаладдин Руми.

#Савелий_Кострикин

#Порыв_Души

Подражая Бродскому

Взгляд прилипает к оконному,

матовому стеклу.

Он – со своими законами,

Действует не по злу,

Которому мы все преданы:

В мыслях, стихах, делах.

Но жизнь, со своими бедами,

О них разобьётся в прах,

Похожий на прах Иосифа:

Зыбкий, сухой, другой…

Жизнь, будто вёсла бросила.

Русский поэт – не гой,

Негой не обозначенный…

В толстом журнале дум

Крестики тонут пачками,

Смерть подчиняет ум,

Смерть подчиняет зрение:

,,На ка, дружок – смотри",

В сторону, перед землями,

Тихой, Святой Любви,

Этой честной обители,

В мыслях, стихах, делах.

Разве кого обидели,

Чтоб превратиться в прах?

Разве мы мир разрушили,

Как завещал Бронштейн?

Жизни, проблемны. Бушели,

хлеба, забьют кронштейн,

В память. Оттуда – вихрями,

Сразу – на ржавый крюк.

Смерти они – не видели,

Кроме, как рваных брюк,

Кроме, как рожи Сталина:

Трубка. Потом – усы.

Разве такими стали мы?

Тикают год часы,

Тикают на столетие,

Той Мировой войны,

Которое не заметили,

Хоть были, и должны.

#Савелий_Кострикин

#Порыв_Души

Персидское Пятикнижие

Над этой разнесенною звездой,

Ты сам, как космос, ставший

Чем – то близким.

Не хочешь ты, понять свои ошибки,

А в это время входишь в зону риска,

В которой ты – никто.

Над этой бездной,

Когда – то, Бог сошёл на наши Души.

Но стали мы, как плиты из железа,

Не в силах слово бросить иль улыбку.

И в этом, вот, и состоит мгновенье:

Когда, во тьме, отчаянный пиит,

Закон священный постигает долго,

Чтоб умереть.

Так было до него,

Так будет после -

В этом ли спасенье?

Сказал нам Бог -,,Определённо – нет!"

На этом месте, рубаи Хайяма,

Оборвались:

Истрёпанный Коран,

Написанный, как водится, на фарси,

Ответа не дал.

Джабраил молчит,

И наполняет сумрак, фимиамом.

#Савелий_Кострикин

#Порыв_Души

Он как призрак из прошлого века…

Как наследник седых столетий…

Не найти на земле человека…

Он нам имя своё рассекретил…

Он вернется… Она вернётся…

Но не будет такой, как прежде…

И ни разу не засмеётся,

Её призрак в странной одежде.

Воскрешение… Воскрешение,

Лучше слёз и ненужной боли!

Только мы, принимая решения,

Полагаясь на свою волю…

Только, что нам от этого ,,после"?

После смерти лишь горьким вкусом…

Рядом с нею, иль может – возле,

Он колышется траурным муссом…

Он колышется… И не заметно -

Отрекается он от искусства…

Кружит северный ветер планету,

К ней одной пламенеют чувства…

Потонула в объятиях Лаура…

И рыдает всесильный Кайзер…

Это утро – оно так хмуро…

Разрезает пространство лазер,

Разрезает… Невидимым светом,

Сквозь пространство их Души проходят…

Схоронили её прошлым летом,

Но она от него – не уходит…

#Савелий_Кострикин

#Порыв_Души

У конца двадцатого столетия,

Голос был, вернее – целых два.

Одного – не сразу мы заметили,

А второй – Россию свел с ума.

Первого – почти, что не печатали,

Диссидент, поскольку и еврей.

А второй – залюблен был девчатами,

В пору светлой юности своей.

Но спустя, быть может, много времени,

Перед Раем встретились они,

И вдохнули запах этой зелени,

Что напоминает о любви,

Постояли, о своем подумали,

А потом, один из них сказал

– ,,До того мы все же, были умными,

Что сердцами собирали зал,

Что Душой вели мы человечество.

Я – Россию, ты же – целый мир.

И теперь звенят те строки в вечности,

Словно бы безвременья эфир.

Слишком мало мы на свете прожили,

Слишком много времени теперь.

Мы в него, подумали, уложимся,

Но раскрылась перед нами дверь,

И в нее впорхнули два поэтика,

И в нее впорхнули две Души…

Слишком рано небеса заметили,

Что стихами нашими мир жив.

Ничего. Ты погребен в Венеции,

Я же сплю на Богословском сном.

Музыка стихов твоих – не детская.

Я был ей, признаться – поражен.

Как ты мог, додуматься до этого,

Как ты мог, такое породить,

Управляться с вечностью секретами,

Словно бы в твоих руках – вся нить,

Мирозданья нашего, унылого?

Раскачать мне залы не легко,

Будучи раздавленным могилою,

Как исчадьем жизни ледников,

Где текут по венам усилителей,

Звуки смерти в черный микрофон.

Мы с тобой – эпохи прародители,

Хоть ее ругать нам – не резон,

Ибо мы – не новые, не старые

Голоса которые поют,

Песни, что Русь – матушку прославили,

Как Есенин, чей талант раздут,

Но для нас, является призванием:

Жить по вере и стихи писать.

От варягов, и до смерти Сталина,

Разливать незримо благодать".

А другой, заметил опрометчиво

,,Знаю – знаю, чай не день живу,

Свысока смотря на человечество.

Вот, что, братец, я тебе скажу:

Что ж… Не плохо. Виктор мой, Робертович,

Я и сам, признаться, был польщен.

Только что с литературой делают?

Изменился нынче лексикон.

Нынче все Личутины да Крупины.

Где же, мой приятель Айзенберг?

Нет его. Искусство – не погублено,

Но Союзов, кончился уж век.

Зря они, несчастные, стараются -

Их не выбирает молодежь.

Полозкову, предпочтут Куняеву,

Ибо правда – выгодней чем ложь.