Олег Тупицкий - Прогулка на Стикс

В оном повинны эти
(верьте хоть полчаса)
рыщущие по планете
магнитные полюса.

После – опротестуйте
сказанную ботву,
божескую по сути,
смыслу и существу.

Лени зверище
не устал ещё —
ищет зрелища
на ристалище,

и хулимого
гроша медного,
и хвалёного
места хлебного.

Фишка общества
потребления
в том, что хочется —
похалявнее.

Давно не просится в стихи
то, как в тайге костры палили,
горами бредили, в степи
дышали запахом полыни.

Покрылись пылью рюкзаки,
в чулане съёжились вибрамы.
Ещё совсем не старики,
не вылезаем из пижам и

так прикипели ко двору,
что на уме одна забота —
разнообразить поутру
маршрут избитый: дом – работа.

А мир вокруг в мороз и зной
уже не манит новизной.

Хорошо как в раю. Беспробудная тишь.
Куража и азарта
ни на грош: поспешишь, мол – людей насмешишь.
Что ж, отложим на завтра…

День проходит за днём. Так вот мы и живём,
многомудрые совы.
Но когда нас накроет Всемирный Потом —
мы не будем готовы.

Кто стихов не читает,
тот стихов и не пишет.
Кто на рифму чихает —
тот её и не слышит.

Супротив – не дерзает
и на благо намерен,
он доподлинно знает
и железно уверен,

что стихи не решают,
а, ни мало ни много,
только делу мешают
и в беде не подмога.

Я ж – по жизни везучий
и с удачей в ладони —
верю чуду созвучий
и упёрто долдоню,

что в эпоху плохую
и в хорошую эру
никого ни в какую
не склонить в эту веру.

Ведь в неё не рядятся
и в неё не играют.
С ней не только родятся —
от неё умирают.

Но рассудят потомки
наши споры пристрастно,
разделяя итоги
на триумф и фиаско.

Можно зло и тверёзо
память вялую пнуть
и как водки с мороза
горькой правды хлебнуть —

не добавило смысла
променаду на Стикс
то, к чему я стремился
и чего я достиг.

Мой со смертью бесцельный
за достоинство торг
кто по праву оценит
и одобрит итог?

Каждый наливает сам себе —
так меня на Севере учили,
дабы сдуру или по злобе,
если что случись, не обличили.

Каждый отвечает за себя к
вящей пользе города и веси,
коли дрессирует тех собак,
коих после на него повесят.

Каждый восхищается собой
и своим препровожденьем вялым —
днём, хребет ломая за сохой,
ночью, хоронясь под одеялом,

впрок набив поклонов поясных
перед сонмом истин прописных.

Когда предают – больно,
а предаёшь – подло.
Я захлебнул вволю
гнусного этого пойла.

Но – не издав вопля,
не растеряв смысла —
так и стою вольно
я по команде смирно.

Есть на карте город Таллин.
В нём я сроду не бывал.
Неба свод над ним хрустален
или мутен, как опал —

привилегия погоды.
Дуют с Балтики ветра,
годы водят хороводы
у житейского костра.

Доложу (проверьте сами
и скажите – разве нет?)
тривиальными словами:
там живёт один поэт —

не боец башкой о стену,
не гламурный голубок,
но себе он знает цену
наизусть и назубок.

Я магически зависим
от словесной шелухи
и мучительно завистлив
на хорошие стихи.

Почему я не грабитель,
плагиатор и нахал?
Я бы скарб его расхитил
и до нитки промотал.

Знаменитый делами
непреклонный судья
с грозными именами
рок, планида, судьба

год за годом стращает
и сумой, и тюрьмой,
и чего пожелает —
вытворяет со мной.

Косяков не прощает,
а гнетёт и мятёт,
сор долой выметает —
всё метёт и метёт.

В канители метели,
в непроглядной пурге
начинаю о теле
думать, как о враге:

дескать, не помогает,
но мешает уже
той, кто в нём обитает —
приживалке душе.

Кто по жизни напутал,
напетлял невпопад —
не следи по минутам
и не тычь наугад.

Дольний путь – не компьютер,
не откатишь назад.

И вторая попытка
не канает, братан:
кто сосна – тот не пихта,
а верблюд – не баран.

Здесь для каждого вспыхнет
неба синий экран.

Мы придумали Пегаса,
Ипокрену и Парнас,
дабы вера не погасла,
дабы образ не погас: