Олег Тупицкий - Прогулка на Стикс

Берите дни по смете —
и платите по долгам,
зане Господь бессмертия
для нас не полагал.

Оно, поверьте мерину седому
хоть на миг,
единожды отмерено
и только на двоих.

Но, обольстившись Евою
и даже не чихнув,
Адам одною левою
его перечеркнул.

С тех пор живём по правилам —
мотыжим и пасём
кто Каином, кто Авелем.
И всё…

Уникальностью личности
любо люд ублажать,
если чувства вторичности
удалось убежать
и отринуть сомнения
получилось на раз.

Всё равно, тем не менее,
понимаешь – подчас
жизнь, как пьяный, шатается
от суда и стыда
и однажды кончается
навсегда. Навсегда…

Я, как телок у мамки вымя,
мысль продолжаю теребить:
что прожито – непоправимо,
не потерять и с рук не сбыть.

Не обольщаюсь – ни в какую
кукушка не повеселит:
бессмертия не накукует
и вечности не посулит.

Надо, чтобы дольче вита
задалась, из носа кровь,
и наполнила корыто
аж до самых до краёв.

Нам о том твердит обычай
и упорствует молва.

Что является добычей,
кто-то знает? Чёрта с два!
Что считается потерей?
На меня не угодить…
Где мерило? В чём критерий?
Кем назначено судить?

Оттого, не взвидя света,
повторяю, как пароль:
короля играет свита,
если только гол король.

Меж бытностью и снами
наводятся мосты —
так пишутся сонаты,
сонеты и холсты.

Как молоко пахтаем —
иллюзию творим
и без конца пытаем
небесный алгоритм.

Судьба – опять и снова
булыжники таскать,
но ключевого слова
вовеки не сыскать.

Мне пятаки на веки
лягут – придёт черёд.
Ложка из нержавейки
переживёт мой рот.

Стоптанные ботинки,
всех не пройдя дорог,
после краткой заминки
бросятся за порог.

Тотчас мало-помалу,
радуясь и кляня,
мир к своему финалу
двинется без меня.

Что приключится дальше —
не у кого спросить.
Всех вариантов даже
не вообразить.

Человеку не до Брейгеля,
человеку не до Гоголя,
человеку не до Ригеля,
человеку не до ягеля —

ни к чему ему экзотика,
беспонтовая романтика:
если в слякоть – нету зонтика,
если в стужу – нету ватника.

Человеку нужно – доллара,
пятака хотя бы медного.
Человеку нужно долгого
прозябания безбедного.

Словно с писаной торбой
со стихом не носись,
а размыслить попробуй
и потом согласись,

что поэзия – это
не основа основ,
но почётное гетто
добровольных послов,

где рифмач аки петел
на заре голосит,
как однажды заметил
знаменитый пиит.

Можно жить, беды не чая,
и на медные гроши,
досконально изучая
стратиграфию души.

Много в ней напластований
суеты невдалеке
полубитв, полустояний
на придуманной реке

или в обморочных безднах
залеганий непростых
ископаемых полезных —
бесполезных и пустых.

Подобно воробью или грачу
ищу червей или ворую просо,
но помыслы, когда дойдёт до спроса,
не облачу в панбархат и парчу.

Зело, скрывая зависть, заворчу:
де, избежав словесного поноса,
смотрю не дальше собственного носа
и ничего иного не хочу.

А коль вельми и всуе хлопочу
корысти ради – се не суть вопроса:
в виду погоста до лаптей износа
своё существование влачу,
не помня, в раз который на веку
реку ку-ку или ку-ка-ре-ку.

Не списанный вчистую
в распыл или в запас,
я просто существую —
ещё один из вас:

планеты не вращаю
и судьбы не вершу,
не много обещаю,
нимало не прошу,

а как билоба гинкго
в триасовом раю
произрастая, гимны
горланю бытию.

Апостолы пишут эпистолы
и носят на главный почтамт.
Апостолам опостылело
служить не тогда и не там.

Мечта наркомана хрустальная
внушает апостолам жуть.
Второго прихода Христалина
апостолы в ужасе ждут.

Не насытится око зрением,
не наполнится ухо слушаньем,
как пытливый ум – озарением,
а пустая утроба – кушаньем.

Так и жить бы до самой старости,
душу живу что было сил нести
преисполненной благодарности
к пожирающей ненасытности.

Когда б имел я право
стращать и наущать,
налево и направо
прощать и отпущать,

то я кому бы только
чего бы ни прощал,
кого бы я без толку
на что б ни наущал.

Велел бы на гоненье
пассивно не пенять,
а лишь предназначенье
посильно выполнять —

воителям о латы
оружием бряцать,
события и даты
пророкам прорицать,

и даже вам, поэтам,
в тщете и нищете
ключей к своим секретам
искать хоть на щите.

Житьё-бытьё гораздо на битьё
и обложило непосильной данью —
искать до погруженья в забытьё
какого-никакого оправданья.

Я не робею преломить копьё
заносчивым потомкам в назиданье
за, всуе будь помянуто, своё
достойное хулы существованье —
фантазию, иллюзию, мираж.

Матерьялисты, не входите в раж —
за вас фундаментальные законы
стоят на поле брани, как редут,
но, непоколебимые, падут
от рёва труб моих Иерихоны.

Хозяевам и юзерам
выпала благодать
в ужасе или с юмором
(что – кому…) наблюдать,
как геоид воочию
исподволь и под ноль
херит главную опцию —
глобальный климат-контроль.