Игорь Платонов - Заполярный Ковчег. Стихи и поэмы

Я был спокоен и корректен в разговоре,
Лишь иногда слегка морозили глаза
Тех пацанов, что тосковали о просторе,
В шальных мечтаниях срывая тормоза…

Их укатала в зону стрёмная эпоха,
Одним – пентхауз, а другим – лишь коридор;
И проще сделать вором ветреного лоха,
А если кто масштабно грабит – тот не вор.

Я распрощался с другом Вовкой и уехал,
Оцепенев от неожиданной тоски:
Каким быть должен этот мир для человека,
Чтоб люди стали откровенны и близки?

Зима устала быть холодной,
Ветра теплом напоены;
И над оттаявшей природой
Парит дыхание весны.

Рассвет смелеет и дымится,
Тревожат кроны синеву;
И пробудившись, плачут птицы,
Желая вновь узреть листву.

И возвратив сознанью милость,
Вздымает зарево рассвет;
Весна, похоже, пробудилась,
Лишь в новостях метелей след…

Почему так туманны мечты,
Словно мир охмурило ненастье?
Даже если карманы пусты,
Неужели нет шансов на счастье?

Неужели нас быт одолел,
Доминируя чувством дивана?
Или мы так устали от дел,
Что не катимся дальше экрана?

Наш удел – бытовой антураж,
Груда мебели и холодильник…
Напишу-ка я вольный пейзаж
С дивным садом плодов молодильных…

В том саду – оживленье чудес,
Там и воздух поёт, нежа кроны
Под лазурным дыханьем небес,
И желанья светлы и огромны.

А плоды налиты волшебством,
И любовью цветы пламенеют;
Там всегда говорят о живом,
И никто умирать не умеет.

И овеяв себя красотой,
Вновь я вижу страну золотую,
Где и старец всегда молодой,
И никто о пустом не тоскует.

Говорят, смерти нет; но дыхание льда
Ускоряет биение сердца;
И время сметает любые преграды,
А жизнь – это воздух, всё – здесь.
Не стоит идти наугад, если горечь
Открыла незримые дверцы…
Я кровь оживляю поющей водою
И музыка дышит везде.

И высь продолжает сиять,
Даря пробуждённым свободу движенья,
И снова шумит бездорожье…
И снова Земля – наша мать,
И, стало быть, каждый всегда имеет
То, что отнять невозможно.

Немотой наливаются улицы, —
Пик безлюдия…
Ночь от сердца уже не откупится
Златолунием.

Моя песня не спета, все крайности
Стали близкими;
А в лазури дома чеканятся
Обелисками.

Но отрада – в тебе, синеокая,
Боль глубинная;
И парит ностальгия высокая
И невинная.

Перепахана доля почтовая
Кровным почерком,
Чтоб не мнил из себя холостого я,
Чуя почести.

Как порой упоительны грёзы,
Как заманчивы!
Но тоска выливается в прозу
Без романтики.

Не спасает от голода праведность
Безответная,
И печаль не врачуют празднества
Несусветные.

Заклинай меня, прячься, кодируйся
Зло и холосто, —
Я в тебе оживу, дисконтируя
Тайным голосом…

Ветер выхлопнет в окна сквозной озон,
День раскурится;
И расплачется былью родною он
Вдаль по улицам.

Обомлею, врасплох околдованный
Колокольнею…
Так становится музыка вольною
В пик безмолвия.

Когда-нибудь в осеннем баре
Ты станешь вдруг неутолима,
И сплин тебе коктейль подарит,
Смешав озноб с дождём и дымом.

И хлынет в душу дикий ветер,
Гонимый ревностью заката,
И скрипок вой сорвётся с петель,
Метнув по венам ток стаккато.

И потеряв на миг дыханье,
Ты станешь мир ценить покруче, —
Взыграет хмель волной летучей,
Предвосхитив воспоминанья…

И сокрушая укоризны,
Возникну я в твоём тумане;
И затрепещет речь по жизни,
Как сон-трава в тоске по ране.

Как чутко в этом гулком баре
Мы будем жар качать устами!
Но тишина врасплох ударит
И все надежды обуздает…

И невесомея в молитве,
Ты будешь знать, что мы – живые,
И станешь вновь неопалима;
Так воскресает ностальгия.

Рань повышибла сны, раскурив маету у порога,
Пробудились надежды, весна полыхнула в груди;
Всё своё – при себе, ветер юн, и открыта дорога,
И с неё никуда не свернуть. Только, что впереди?

И надежды вздымает сквозное дыханье свободы,
А нагую печаль веселит ликование птах;
И молчат под лазурью небес отшумевшие годы,
И играет вселенская нега в тревожных сердцах…

Прорастая сквозь холод и горечь, чтоб жить под звездой,
Мы торопим себя, словно чуем открытые двери;
А тоска не горит, и мечта остаётся живой,
И быть может, в счастливую Родину кто-то поверит…

Всякой вере – свой дар, и уже всё волшебней закат,
И внезапная сила меняет значенья местами…
Я не помню обид и вхожу в неизведанный сад;
Но как долго мы ждём, чтоб себя озарить чудесами!

Над лоном сна парила память,
Желая мир оставить прежним;
А город стон гасил о камень
И тяжелел я безутешно…

Играла пламенем свеча
И тело жаром оплывало;
А утро выждало свой час
И томный сумрак разорвало…

В облавном зареве рассвета
Металась раненая птица;
Сквозняк сорвал со стен портреты
И билась тень по белым лицам.

Крылатой мощью шло движенье
И скорбь юлой вилась и жала;
А пульс вошёл в этап скольженья
И карма дух расколдовала…

Поток хорала взвил мечты,
В пылу расплакав лязг рояля…
И очи явь очаровали,
Из мути выхватив цветы, —
Надрыв бессильной немоты
Живые губы целовали…

Отблеск солнца в окне – как очаг
Для того, кто устал от ненастья;
Всё надёжно, мир – здесь и сейчас,
Но согрета душа лишь отчасти.

Что ей надобно, странной такой?
Что дано во вселенской интриге?
В ней тоска оживает грозой,
И мечта сокрушает вериги.

Драгоценности ей ни к чему,
У неё – обнажённая вечность;
И, наверное, лишь потому
Ты в очах сохраняешь беспечность.

Там, где даль пламенела и млела,
Дерева одевая в зарю,
Наполняла гармония тело
И дарила тепло сентябрю.

Эта рань высоко и беспечно,
Погружала меня в чудеса,
Где любые реальности вечны,
Как распахнутые небеса.

Я невинно бродил в этих травах,
Что-то тихо шептавших ветрам…
И теперь отгоревшие раны
Наполняет певучий бальзам.