Игорь Платонов - Заполярный Ковчег. Стихи и поэмы

Но рассвет обнимая сознаньем,
Я иной простоты не ищу;
И проснувшийся мир вспоминает
Ту стезю, что подобна лучу.

Осади боль мечтою,
пробудись под звездой;
Напои душу волей
и войди в непокой.

Завяжи беды в узел
да верни стужу льдам,
Всколыхнётся надежда,
дав свободу ладам.

В тайне – жажда полёта,
а судьба тяжела,
Отыщи в себе небо —
и родятся крыла.

Всякий путь это сила,
стань водой меж песков;
Я открыл в сердце двери
и дошёл до столпов.

Есть в эпохе абсурда
неизбежный расклад:
В бурю слаще и воздух,
и в тоске глубже взгляд.

Я не знаю чем сеять
это иго идей, —
Здесь не ведают меры
ни жуир, ни сэнсей.

Заплети все вопросы
в золотые мечты, —
Нет ни пекла, ни бездны,
если видишь мосты.

Разомлей под грозою,
чтоб не двинуться вспять…
И туманное сердце
напоит благодать.

Один из нас когда-то станет первым,
Пройдя без грёз по лезвию судьбы;
Он выйдет из трагедии бессмертным,
Приняв как дар и лавры, и шипы.

Один из нас когда-то будет вольным,
Разъяв цепной эгрегор суеты;
Он выйдет без потерь из-под контроля,
От пут освободив свои мечты.

Один из нас когда-то станет вещим
И сердцем распахнёт свободный путь,
Чей драйв неугасим и безупречен,
Как солнца несгораемая суть.

У всякой медали – две стороны,
Две жизни и два лица;
И если одна – словно песня весны,
Другая – секретный фасад.

Когда вездесущая действом горит,
Обратная – сна печать;
И та, что при деле – всегда говорит,
А скрытой велит молчать…

У всякой натуры – две стороны,
Два голоса, две борьбы;
Но, чтоб ни случилось – они верны
Единству судьбы.

Одна не имеет ни стен, ни завес,
Другая – как тайный джинн;
Но, стоит почуять простор в голове —
И путь – лишь один.

От души до небес – несгораемый свет,
А в закрытых сердцах – мрак системного круга;
Как пройти этот путь, если большего нет?
Остаётся лишь солнце в глубинах друг друга.

Посмотри на дома, им цветы не нужны;
Я порой плыл по ветру, но с Музой надёжней.
Ты открыта, как воздух, как шок без вины,
Всё живое нас помнит, и это не сложно.

От души до небес – вольный путь на веку,
А в закрытых сердцах – виртуальная вьюга…
Я прошёл сквозь формат, обаянив тоску,
Просто мы без всего отогрели друг друга.

Окно – как аналог экрана,
В сознании дремлет огонь;
Весна задышала туманом,
Но в тучах сквозит не покой…

Ты спишь глубоко и невинно,
А я торможу суету;
И пульс грозовой сердцевины
Сверкает, штормя высоту…

Но грохот несёт пробуждение,
Вздымая любимые руки;
И в тайне сплошного затмения
Рождаются светлые звуки.

Когда весна прольётся в душу
Новорождённой красотой,
Я в память исповедь обрушу
И воспарю над суетой.

И устья вен овеяв песней,
Я в сердце небо распахну;
И речь, витавшая над бездной,
В миру найдёт свою волну.

И ни страстям, ни медным трубам
Сиянье в дым не обратить;
Душе даны живые губы,
Чтоб вдохновенье не губить.

Я так долго молчал. Почему?
Потому что эпоха пьяна,
Потому что и мне в эту муть
Не хватало огня и вина.

Потому что в умах – катаклизм,
А лекарство – как анабиоз;
И любой ностальгический «изм»
Вызывает подкожный мороз…

Альтруизм не имеет путей,
Я кормлю адекватных собак;
Мы не можем творить без цепей,
Потому что шаг в сторону – враг…

Но когда, закрывая глаза,
Я пою о смертельной тоске,
Обнимают меня чудеса,
И сжимается жизнь в кулаке.

И восходят из пепла цветы,
И душа узнаёт красоту,
Сохранённую в тайнах мечты,
Не терявшей свою высоту.

Высокие клятвы – как старая мебель,
Которую можно отдать не глядя
Знакомым, живущим на кровном хлебе,
Согласно завету священного лада.

Они антикварны, молчат о великом,
Внимая блаженству деревьев раздетых;
И сад опустелый становится диким,
Даруя свободу ликующим детям.

А в холоде мира душе не укрыться,
Сквозь боль и тоску мы идём на запрет;
И время нам дарит счастливые лица,
В которых забытого прошлого нет.

Ты помнишь дыхание гроз
И шквал веселящих дождей?
Ты помнишь движение грёз
И свет легендарных идей?

Ты помнишь невинный оркестр,
И холод незримой стены?
Ты помнишь тепло от небес
И восторг от волны?..

Ты помнишь значенье вина,
Когда разговоры пусты?
Ты помнишь, как плачет весна,
Когда погибают цветы?

Ты помнишь весёлых детей
И думы, таящие боль?
Ты помнишь пропавших людей
И святую любовь?

Ты помнишь сияние звёзд
И небо в зеркальной воде?
Ты помнишь движение грёз
И неугасимых надежд?

И я вспоминаю опять,
Как сила рождает пути;
А мир продолжает сиять,
И всё – впереди.

В восьмидесятых было дело – мы летали
На ЗФИ, там острова и вечный дрейф;
Мы в экспедиции по-чёрному пахали,
А в передышках пили «шило» и портвейн.

Те передышки были важным перелётом
С архипелага ЗФИ на материк;
И пересадки тоже были для чего-то, —
Ведь нужен отдых, дозаправка, ну и шик.

Для этой цели в основном имели Диксон,
Там полный кайф для тех, кто вышел на «отрыв»;
Хоть не растёт там ничего, и с виду дико,
Зато там души нараспашку и без «крыш».

И были чуткими полярники-пилоты,
Они как братья были мне, ценили жизнь;
И натурально поутру лечили глотку,
В меня вливая чистый спирт без укоризн.

Ну а потом вручали бережно гитару,
Чтоб я в их душах нараспев тоску задул…
Я колокольно их озвучил в мемуарах,
Я с ними шёл бы и в разведку, и в загул.

А как-то раз нас отуманил остров Средний,
Там дозаправились, умножив позитив;
Но задержались, – был туман на редкость вредный:
Всего два шага – и полнейший сенситив.

Мы всё допили, чтоб быстрее отключиться,
А на рассвете штурман крикнул нам: – Летим!
Хоть не рассеялся туман, – пора лечиться,
Уже одиннадцать! В полёте дохандрим…