Александра Барвицкая - Дефибриллятор. Весенние стихи

Самое цельное и крепкое —
без соскоблины чёрной метки!

Именно то, которое —
явью снова —
будет держать опорой
вящего «мы» основу.

Для корневища рода
свою не щади природу!

И разотри в ступке —
в пух и прах!
Будущие поступки —
соль в руках!

В сверхзвуковые смыслы —
прошлого коромысло!

Праху добавь сердца —
тепла вдохни!
Но, запирая дверцу,
ключи храни.
Ключников нынче мало.

И расцвети алым! —
Не экономь на венах
для будущего колена.
…

Если ты бог —
создавая свою Еву —
не пощади бок,
не пощади чрева!

Я закрываю глаза,
и слепо иду,
доверяясь твоей руке, удерживающей мой пульс.
Что там под нашими стопами?
Скрип фрамуги вселенной?
Не отвечай! Я не хочу знать.
Молча веди туда, где правит твоё сердце.
Веди меня вверх —
на гору призрачного тумана сонной артерии.
Веди меня вниз —
в пропасть неги кипящей вены.
Веди туда, куда смотрят твои глаза,
где осязается только «всегда».
Веди туда, откуда начинается «мы»,
отрешая заблудшее «я».
Веди ослепшую – поводырём.
Веди ту, что верит твоим рукам.
Веди тихо,
чтобы шёпот шагов не нарушал ритма…

Твоя луна – бездонный родник неба —
живой источник одуванчику моего солнца.
Между ними натянуты
вечные
млечные
струны
космической арфы,
на которой играет соло каштановый мальчик.
В его устах – отражение всех аллюзий.
В его глазах – прекращение всех торнадо.
В его руках – осторожно и нежно время.
В его груди бьётся доброе сердце эпохи.
Пальцами перебирая волны вселенной,
создаёт он гармонию до-бемоль мажора
для голубого шара, где люди-дети
устали искать дорогу к константе счастья.

разбросаны слова по пыльным полкам
библиотечных вех.
легки они, уютны или колки,
несут ли грех —
просеивай слова. они – пустое.
они – враньё.
пока душа в зимовочном простое
ютится вороньём —
делами меряй правду отражений.
в чести – зеркальный люд.
а если под грудиной левой жженье —
молчи, браток. – не множь словесный блуд.

когда мячик луны закатит за небо очередным
облачком пенным,
когда встанут в счастливую очередь дни
нашей вселенной,

приезжай на восточный порог —
по компасу сердца —
к моей дверце.
приезжай туда,
где любовью сжигают ночи и города.

я распахну окна, раздвину тесные стены,
с карты вселенной сотру все синие вены,
а с ладоней твоих – паутинки чужих дорог.
а потом,
разукрашу счастливым запахом дом,
отключу электричеству пробки,
и выпущу из заветной коробки
ватагу солнечных зайчиков —
гулять на груди взрослого мальчика
колокольчиком чистого голоса.

и, наконец, перекрашу свои волосы.

Россия завалена белым,
хрустящим,
крошащимся
мелом.
Это я расписываю верхушки свода
перистыми облаками.
На половину года
хватает мела пока мне.
Собираю разбросанные камни.
За столом
приманиваю циклон
именного love you.
Прожитыми уроками
наше «Мы» правлю.
Биение пульса слушаю…
Письма мои осыпаются крошевом
хлеба, кормящего душу,
напрямую – в твою Вену.
Опять ты не спишь, наверное,
улетаешь столицы менять.
Как ты там – без меня,
хороший?

девять дней до исхода.
и сорок ав 2 2 9 Ава 2449 года от Сотворения мира (1312 г. до н. э.) вернулись разведчики, посланные Моисеем, и произвели панику среди евреев сложностями завоевания Ханаана. Народ испугался, заплакал и отказался войти в Землю Израиля. За это Бог разгневался на народ и установил, что в Землю Обетованную удостоится зайти только следующее поколение 40 лет спустя. —
позади —
утекает
в песок.

испарённую воду
пустынных глав —
в груди —
замыкать срок.

время сбрасывать ношу тел —
балласт
затрудняет ход.

обновлённостью —
наш удел —
в девятый войти восход.

забрюхатив барханом,
печь
крематория,
ржавя пасть,
шкуру прошлого будет жечь! —
наше рабское
жрать
всласть,
отрыгнув иллюзорный жом —
тот, что в сладкое мажет рот —
тельценосным сном,
миражом! —

нам – без шкур – за громом – вперёд!

девять дней без огляда
камни
в ногах
крошить.
не моли о пощаде.
так надо.
Он так решил.

девять сумерек нам до дома. —
ночь,
не дрожи!
девять суток застряли комом. —
только бы пережить!

девять дней до земли,
в которую
держим
путь.
девять дней до исхода.
не дли!
эти бы
дотянуть.

чёрного мрамора крошки 3 3 В первых упоминаниях о песочных часах содержится указание по приготовлению тонкого песка из порошка чёрного мрамора, прокипячённого в вине и высушенного на солнце.
в перистом небе висят
крайнего срока гирей. —
ровно на двадцать четыре
в два раза по шестьдесят
(и ни секундой больше!).

в выдержанном вине
зимнего чана —
прокипячённые.
(о чём вы? —
набравшиеся до отчаяния
за девяносто дней!)

поворачиваясь то одним,
то другим боком —
вселенскую наготу прикрывая личным —
высушиваются выпотрошенным
солнцепёком:
двустранным столичным.

(песочек назвался – пророком?
значит – жди своего срока!)

открывается в полночь ров. —
ноль-ноль – на швейцарских.
циферблатные – к чёрту! – швы!
и по талии коридора миров
перетекает царство
секунд живых.

здесь песок даст камням фору! —
смело
в руках мни!
бесконечность – всего лишь форма,
создающая тело
времени.

западный ветер – капельками росинок —
задувает под плащ московского марта
круглой радуги поцелуй.