Илья Кнабенгоф - Сборник стихов 1990-2020

Один припрятанный за поясом златой – позор!

Немые тени юрт, кумыс в кувшинах медных,

Разлёт бровей монгольских с восточной красотой.

Я помню себя там, где загнанные кони

Вперёд летели пущенной стрелой.

И я кричал, сзывая братьев верных,

Прокладывая путь, что смуте положил конец.

И будто, как вчера, переступив порог Хромого,

Вхожу я о победе доложить в его дворец.

(с) 25.07.2013, самолет «Питер-Екатеринбург»

В тот раз, в ту самую минуту, в тот же вечер

Поймать радиостанцию в сачок,

Сквозь турникет на волю мимо кассы,

Поставить ей «пятёрку», дуре! Да и то – не счастье,

А лишь на сумрачном болоте маячок.

Апорт! Минор на третьем такте.

Стаканы в стену, занавесками дожди.

Мы с осенью ругаемся по нотам,

Размазывая майонез диезами лапши.

Шестой трамвай несёт в седьмое пекло,

Закладкой в книгу буревестника перо.

Отпив вина, шепчу о продолжении заветном.

О, милая, не трепещи мне листьями в лицо!

Мерло окислится маджентой в предзакатье,

Слепая одурь форточек отхлопает по ледяным ногам.

Я знаю, дорогая, что так надо, Но август мой!

Ты раунд первый проиграла в Питере небесным львам!

(с) 25.07.2013, самолет «Питер-Екатеринбург»

«Какого это – дойти до самого конца, и узнать, что верхняя комната Тёмной Башни пуста?» (с) Стивен Кинг «Тёмная Башня».

Фортепианный звук воспоминаний

Из комнаты с погасшим светом,

Часы песочные пересыпают впечатления,

Ждёт пальцев трубка с душистым табаком.

Камин гоняет тень по белоснежным стенам

Среди пробирок, колб, реторт,

Перед окном огромным во всю стену

В «гляделки» стул играет с единственным столом.

Вина невиданного пол бокала

На шахматной доске стеклянной,

Там замер пат объявленный когда-то

В углу зажатым королём.

Ту комнату рассвет не потревожит,

И мареву закатному нет места,

Там, где в окне вселенные кружатся,

В которых потерялся Он азартным игроком!

(с) 15.08.2013, Керчь

Сколь необычное во чувствах сочетание

Во мне рождается, едва лишь остановлен на ребёнке взгляд.

Во умиленье, с пожеланьем счастья

Подкрадывается печали с сокрушеньем яд.

Не трудно угадать развитие сюжета,

Не тяжело предречь в судьбе те знаковые вехи,

Где крылья опадать начнут, где съёжится то счастье,

Что светится в глазах покуда сквозь души прорехи.

Я раны первые читаю между строк,

Где ангела невинность спотыкается об камни

Тяжёлых слов, исчадия семейного скандала,

Где звон стекла и слёзы, и в сказку рвётся явь.

Зелёнка на коленках, ночь сквозь скарлатину,

« Я не люблю тебя!», и пенка в молоке, лишь рот раззявь.

«Тюфяк! Слюнтяй! Я не хочу такого сына!»

И первая попытка вскрыться, нелепо, неумело, как первый метр вплавь.

А кто переживёт капканы детства,

Смертельные укусы осложнений, воспаления, хвори злые,

На сколький лёд эмоций развито̀го эгоизма

Шагнёт, дыханье затая, на наготу воззрившись, как впервые.

И вот оно: «Она моя! Хочу!

И ту неплохо бы! И эту! Всё моё! Не трожь!

Руками не тянуться! Глазами не смотреть! Порву на части!»

Так ползать учится проснувшаяся гадина с названием «ложь».

Но даже если дитятко пережило и юность,

Зажили вены, папа с подоконника поймал,

Не принесла в подоле, в наркоту не влезла,

А первым опытом любви была постель, а не подвал,

То тут же расцветают шрамы самоутверждения,

Короны самоизбранности, мороки понтов,

И если мнение общественное не съело с потрохами личность,

То будь готов к строительству взаимоотношения мостов.

Коли душа проснуться к тридцати не пожелала,

Считай, все шансы нелюдью прожить до крайнего порога.

А коли к сорока в дому ребёнок не смеётся,

То верный признак – с призраками будешь доживать!

Прибавь сюда политику, налоги,

Бессонной ночи аллергию, предательство друзей,

Любовницу, работу, лишний вес, изжогу,

И вот уже к закату дело. Пора седлать коней,

И прахом лечь в компостное обличье,

Стереть себя с делами вкупе тряпкою с доски,

Прослушать на десерт «Как ты всех задолбало, старче!»,

И помереть морозным утром в ледяной тоске.

Всё это я заранее читаю

В счастливых и сияющих глазах с бровями на излёте

Той дитятки, что весело люлюкает

У папы на коленках, на соседнем кресле в самолёте.

(с) 29.09.2013, самолёт «Ростов-Питер»

Мы все пожирали подобные ночи без хлеба.

В стакане, на дне расслаблялась хитрости хватка.

Ни в чем упрекнуть не могу я людей, сколь не жажду;

Над всеми маячит наотмашь зловещая тапка!

Я пью пол стакана за раз, да уже и не морщусь.

Не каждого радостью встречу, кто мне улыбнётся.

Прозрачней вокруг пелена и со зрением лучше;

Не всё то в конце хорошо, что со смехом начнётся!

Кружатся пустые мечты, транспаранты и речи,

Дети стареют, на лавки двора осыпаясь.

Всё тот же пакет молока, всё те же кастрюли.

Шаркает кот-сторожил, от бессонницы маясь.

Под белую ночь пол стакана воды из-под крана, -

Так делал мой дед, мой отец, век ночей ленинградских.

Всё так же гоняет июнь мяч по полю от сетки до сетки.

Смотрит в зеркало Жизнь на меня под небритою маской.

Нам придется увидеть деревья снова большими,

В темноте чердака приоткрыв дверь любви поцелуем.

Одуванчика пух я сдую в лицо, улыбаясь.

Жаль, это пройдя всё по кругу, мы снова забудем!

Мы все босиком среди ночи у окон стояли,

Смотрели на звезды. И с нами всё будет как надо!

Мы верили в то, что вовек не потрогать руками,

И в мамину руку, что волосы нам растрепала.

(с) Май, 2014, Питер

Сердито ёжики сопят из-под кустов,

Немножко просят молока

Напиться у коров,

В ответ коровы лишь мычат,

Мотают головой, не понимая слов,

Поэтому всегда

Все ёжики сердито сопят из-под кустов.

Чтоб сделать заговорное магическое варево,

Нам запастись терпением понадобиться тут,

Процесс занудный напрочь, и крайне трудоемкий,

Иначе всё насмарку и супчику капут!

Заглянем в книжку деда, перелистнём вступление,

И с первой цифры, затая дыхание, начнем,

Держа в уме желаемое, мыслями не дергаясь,

Рукою твердой мы в кастрюльку кипятка нальём!

А далее по списку: две ложки учепятлей,

Да горсточку пузявок прижать в сковороду,

Залить калявалякой, посыпать загибулькой,

И зашипать поставить на дулькином газу.

Берем кастрюльку пухлей, туда положим тыжды,

По краю пиндипопелей нарежем по чутка,