Татьяна Игнатьева - Письма улетевшего года. Стихи

И там вдали у ленты горизонта
Уже парами кружится апрель.
А дальше – больше – внутреннему фронту
Трубит отбой пичужная свирель.

Хотя, оно – не трубы, не фанфары,
Но всё ж душа сдаётся и во фрунт
Встают давно забытые гитары,
И изумрудом полыхает грунт.

Давно дремавшей юности свобода
И красота, и силы, и мечты
Вдруг всколыхнёт цветущая природа,
И вновь тернистый мир полюбишь ты.

Одной Земли окажется так мало,
И не удержит сумеречный страх —
Ты полетишь как женщина Шагала
В пронзительно-лиловых небесах.

И опять поднебесье иных городов,
Отражённых в мельканье машинных зеркал,
Будет верить в незыблемость рухнувших скал,
И рассветом гореть в хороводе ветров.

И опять в лабиринте дорог и углов
Тусклых улиц заблудится, плача, весна.
И дворовых колодцев добравшись до дна,
Распластается в лужах предутренних снов.

И миры зазеркалья надменных витрин
Разольют, расплескают забытый вчера,
А сегодня живой от утра до утра
Не рождённый, не умерший аквамарин.

Метрономом сердец донный мир всколыхнёт.
И прорвётся, польётся на волю поток
Жарких мыслей и чувств, ожидающих срок,
Когда вызреет свет и растопится лёд.

Горсть слезинок упавшего ночью дождя,
И откуда невесть прилетевший листок…
Это длится бессрочно века и века.
Но всё мнится – растает, чуть-чуть погодя,
В зыбкий миг перехода истока в исток.

На сырой, по-осеннему жухлой траве
Остаётся никем не прочитанный след —
Убегающей жизни былая строка.
А вдогонку, как будто на откуп молве,
Ветер кинул так щедро пригоршню монет.

И осенних монеток берёзовых звон
Покатился по чашам поющих сердец.
Что же песня моя вдруг пошла с молотка?
Бродит каином ложь в листопадный сезон.
И не прав ни купец, ни глупец, ни мудрец.

А листок, пролетевший сквозь снег и капель,
Сохранил по цветущему саду тоску.
Словно, памятью строк переполнясь, рука
Обращается впредь, презирая скудель,
К неземному, неведомому языку.

Вот и дождь прошумел, поднимаются травы.
Отдохнув, принимается петь соловей.
Разливаются рощами птичьи октавы,
Нежит золото вечера главы церквей.

И молитвами песни над тихой рекою,
Что несёт на просторы волна-бирюза.
От рожденья до смерти навеки с тобою
Богородицы светом нетленным глаза.

Словно мамы глаза, где любви отраженье,
И живёт тишина на душе и вовне…
След дождя – невесомое капель скольженье,
И дрожит мотылёк нараспашку в окне.

Это сон, что вокруг происходит – обычный сон.
И ночной, и дневной, и вечерний – всегдашний, в общем.
Поначалу роптало сердце, теперь не ропщет,
Лишь покорно свой ход приглушает ещё на тон.

А я просто смотрю – это Я, что вдыхает жизнь
В каждый явленный миг, разгоняя его до вихря.
Вихрь в сердце стучится, взывая – проснись, трусиха!
Но взывает без злости, без спешки, без укоризн.

Закипая, вдруг рвётся сердце и в ширь, и ввысь,
И куда-то за край, хотя нет никакого края.
А я просто смотрю, улыбаясь и разрешая:
Если нужен нам новый мир – так давай, взорвись!

Час осени прокаркала ворона,
Померкла позолота дальних крыш.
У клёна от дождей поникла крона,
Лишь только умиляется спорыш.

Но скоро-скоро всё засыплет медью,
Заволочёт туманной кисеёй.
И будет ветер долгую обедню
Служить над засыхающей стернёй.

И будут ввечеру трещать поленья,
И кошка греть бока у очага.
И будет сердце ждать Богоявленья,
И вышлет снежных ангелов Сварга.

Нелепый гастролёр – осенний дождик.
Он так завис в безвременьи седом,
Как бестолково суетный задолжник,
Страдающий безвольем и стыдом.

Липучий снег сместит его по праву
Всех здравых предписаний бытия,
Прилаживая ветхую оправу
К картине постосеннего гнилья.

А заморозки, довершая дело,
В порыве отшлифованных мазков
Шедевр подпишут веско и умело.
И первый хоровод снеговиков

Отпляшет на белёсой вечеринке.
А небо, расчехляя решето,
Просеет свои лёгкие снежинки,
Пространство заполняя от и до.

Что ест на завтрак королева? Что носит пеночка в гнездо?
Заветное линяет древо, сносив осеннее бордо.
Весна ещё когда пребудет! Успеет пеночка понять —
Порой на королевском блюде не всё слагается «на пять».
Но будет день – и будет пища, родное вымостив гнездо.
Пусть не на пять и не на тыщу – аббревиация на СТО.
Не указуя рецептуры, изыск подскочит до вершин.
Не факт, что королевы дуры, но пеночки above the Queen.

Ноябрь выспаться не смеет,
И день, и ночь настороже.
Зелёный редкий ряд скамеек
Царит в аллейном неглиже.

А на дорожках сыро, льдисто,
Лишь редкий лист шепнёт у ног,
Что, мол, его собратья-листья
Уже повымелись с дорог.

Пора окрест стелить снегами,
Встречать метельную зарю,
Снежинок легких оригами
Слагать в угоду декабрю.

А после грезить на вечёрках
В холодно-белой новизне
О январе в весёлых ёлках
И о заоблачной весне.

Ну, а пока – ноябрь катит
По взлётной полосе зимы.
И словно мученик фанатик,
Алкает радости взаймы.

Намыл нам кот гостей – зима пришла
И разлеглась хозяйкой безраздельной
В лесных просторах вотчины удельной
На пуховых перинах без чехла.

Без всяческих претензий и затей,
Тут как захочешь сам – гуляй, ленись ли.
Над белым полотном огнём нависли
Узорочья рябиновых кистей.

И нет конца летающим снегам,
Ветрам на посеребренных просторах.
На лад идут дела морозов спорых,
Хоть им и не пробраться к очагам.

Сомкнув тепло в уюта пелену,
Дома в сугробах дремлют белобоко
И будто бы вздыхают ненароком —
Намой нам, котик раннюю весну.