Алеша Кравченко - Больному миру. Сборник стихов разных лет

Я просто прожил жизнь, как состоянье,
Накопленное предками и мной.
Часть тратил сам, часть – с помощью компаний,
Часть – на врагов, а часть – с женой.

Часть разокрали разные работы,
Часть взяли в долг стихи и прочий бред.
Часть отдана блужданию по нотам,
Кусок урвали завтрак и обед.

Прогулки на природе и рыбалка
Продешевили, но не так, чтобы всерьез.
На телевизор тратил много – жалко,
А на любовниц – сколько удалось.

Чужие дети… Женщины чужие…
Дома… Долги чужие – все сполна!
Оплачивали векселя живые,
Которым, как казалось, грош цена…

Пусть февраль – еще не весна,
Но поет капеллой капель…
Я летаю в усталых снах,
Как задумчивый менестрель.

Чей-то окрик разбудит ночь,
Чей-то стук растревожит дом.
И тогда я отправлюсь прочь,
Позабыв помахать крылом…

Мне твердили наперебой,
Что планета счастья вдали,
Но я вижу перед собой
Знак покоя – созвездье Петли.

Мне забыли как-то сказать,
До скольки считать, чтоб уснуть,
Где смогу ровнее дышать,
Где окончу полет и путь…

Мне забыли сказать о том,
Что зовется любовью боль.
И о том, что сыграть с трудом
Мне удастся свою же роль.

Я не знал, начиная петь,
Что безумны все короли,
Что и мне предстоит лететь
В знак покоя – созвездье Петли.

Я целую ее послов
В беспредельной небес глуши
И раскаиваюсь без слов
В тех грехах, для которых жил.

Мне созвездье улыбку шлет,
Как кинжал, как усмешку змей,
Только – кроме пути вперед —
Не придумано мне путей…

Над бушующей синевой
Жгу последние корабли
И со вздернутой головой
Принимаю любовь Петли…

Долго шла усталая Мадонна,
Ветром в спину, как бичом, гонима.
Каждого оглядывала сонно
И влюблено, сонно вновь, и – мимо.

Кто заговорит – пройдет, не слыша.
Кто одернет – не заметит словно…
И подметил, что она не дышит,
Зоркий – по губам ее бескровным.

Не касалась маленьких ладоней
Осени и времени лавина…
Шла и шла усталая Мадонна,
Что когда-то потеряла сына…

Непослушный сын решил стать Богом
И вознесся, не дослушав песню.
А она отправилась в дорогу,
Потому что в мире стало тесно.

Мир закрыл чугунные ворота,
Чтоб Мадонна ничего не знала
В миг, что завершающая нота
Песни Сына тихо прозвучала.

И не ведал мир, что в смерть не веря,
В мир уже давно вошла Мадонна,
Чтобы отыскать свою Потерю
И спасти коленопреклоненно…

Ты ушла, как чеканная в память строка,
Словно облако к чаше иной наполненья,
Будто ветер, который, казалось, в руках
И в объятьи на жестких коленях…

Ты ушла… Зарядили пустые дожди
По промокшей листве и траве, по усталой дороге,
Дожились, что остаться нельзя, как нельзя уходить,
Оказалось, что можно. В итоге…

Ты ушла в смуглоликих объятьях плаща
Королевою белой и черною одновременно…
Что теперь нам обоим короткое наше «Прощай»?
И чуть-чуть подлиннее – «Прости непременно…»

Ты ушла ранним утром в его синеву,
Расплылись под глазами моими усталости пятна…
Мне теперь не понятно, живу ль наяву, не живу?
Ты ушла… Этим сказано все так понятно…

А тем, что ты есть, тем, что в радость не веришь —
Привыкла к печалям, привыкла к потерям,
Изрядно забыла,
какою же милой
И доброй, и светлою ты рождена…
Такой и останешься —
Просто – забыла.
На время, которое – хитрые двери:
Открылись-закрылись со страшною силой,
И ветер обыденности завертел
В каких-то делах,
до тоски неуместных,
в нелепых словах —
по «заказу», нечестных,
чего никогда не принять, не понять…
И все это бросить в холодную осень…
Чтоб вновь наступила
И сделала милой,
Любимой, счастливой, конечно,
Такою смешливой,
Такою беспечной, —
Твоя же подруга-Весна…

Увы, не случилось
Ответить, как надо…
Скучаю по челке,
Скучаю по взгляду,
По нежным губам, от которых навек не смогу
Сбежать, улететь, уползти, оторваться —
До дури, нирваны – с тобой целоваться,
И ежесекундно с тобою встречаться…
Ты думаешь, лгу?

Я скучаю? Конечно, скучаю.
Бормочу тебе что-то сквозь снег.
И с тобой в своем сердце венчаюсь —
Вот такой я смешной человек…

Я мечусь, словно запертый в клетке,
В этом мире – безумно пустом.
И давлюсь сигаретою едкой,
Убивая себя «на потом».

Что «потом»? Мне оно неподвластно,
Точно так же, как «здесь» и «сейчас».
Я не вижусь с Аленой Прекрасной,
Не тону в двух лукавинках глаз…

Я не вижусь, не слышусь, не смею…
Гору сдвинул бы – здесь – не могу.
Злюсь, терзаюсь, ворчу, сатанею,
Ухожу в бытовухи пургу…

Понимаю. Я все понимаю.
Слишком много меня? Нет. Ничуть.
Лишь рука, как в предсмертьи, сжимает
Утомленную деву-свечу.

Слишком все мимолетно и страстно,
Не бывает, чтоб это – сбылось…
И такое к себе беспристрастье,
И ко всем – беспредметная злость.

Вот такой я – нелепый, случайный,
Неприкаянный… Где-то брожу.
А давно ль для тебя стало тайной,