Соня Рыбкина - Огонь моей души – слова

Поднимала бокалы с пенящимся шампанским,
Зашнуровывалась в корсет;
Лица белые в скалящихся масках
Ненасытно смотрели вслед.

В главной зале мерцающие свечи
Золотили её наряд.
Я любил её розовые плечи
И прищуренный дерзкий взгляд;

Я любил, как она захлебывалась в танце,
И округлость её колен;
Я любил её персиковый румянец,
Белых рук утонченный плен;

Я любил её – рыжий ангел с зелёным взглядом
Отраженьем в моём бокале,
Фейерверком, празднеством, звездопадом…
Я любил. Но её – не существовало.

Люблю, надеюсь, уповаю,
Молюсь в тиши церковных стен
О Вас, мой принц, изгнанник рая,
Король любовей и измен.

Молюсь о Вас, мой рыцарь властный,
Король ветров, владыка лун;
Как пьяно пахнет влажный август!
Он ждет нас, мой прелестный лгун.

Я вся дрожу, томлюсь и млею,
Считая дни до наших встреч;
Мне суждено на Вашем теле
Стать бликом солнечных лучей.

Люблю! – На свете нет дороже,
Надеюсь! – Наяву ль, во сне,
Что Вас простит Великий Боже,
И даст нам счастья на земле.

Я пишу Вам, мой граф. Земля принакрылась ночью,
Словно угрюмым траурным покрывалом.
На пергаменте змейкой вьётся за строчкой строчка,
И в камине огонь подмигивает устало.

Я надеюсь, что там Вас приняли по заслугам,
В нашем мире бездарных великим не стало места.
У людей на лицах застыла такая скука,
Что не высказать ни брезгливости, ни протеста.

Отдыхайте спокойно. Здесь вряд ли по Вас скучают,
Ваш Рокко давно погряз в пустяковых фильмах.
В нашем мире, полном бесчестия и печали,
Дар и гений давно избыточны и бессильны.

Отдыхайте спокойно. Вас никто теперь не разбудит.
Я пишу Вам под размеренный стук дождя,
Пальцы с дрожью выводят подпись: Ваш дерзкий Людвиг
Жаждет снова обнять настоящего короля.

И я исчезну – бешено, стремглав
В нежнейшем кружеве твоих прикосновений,
Когда нас бережно, как мать, ночная мгла
Укроет пестрым пледом сновидений.

Когда янтарный свет из круглых окон
Уйдет, исчезнет, сгинет до утра,
К нам в рот вишневым, ароматным соком
Вольется сна цветная мишура.

И мы заснем, как рыцарь и принцесса,
Как два любовника, устав, изнеможив,
И сон нас поведет в долину детства,
Где льется мармеладовый пролив,

Деревья где – сплошь сахарная пудра,
Конфеты гроздьями, как спелый виноград,
Трава блестит, как искра перламутра,
И хлещет шоколадная вода.

И небо белое, как сказочная простынь,
Раскинулось заснеженным шатром:
Сегодня нам показывает звезды
Лукавый Оле с пряничным зонтом.

Сегодня нам показывают счастье.
К утру растает сладкая глазурь,
И только следом на моем запястье
Твой пламенный, медовый поцелуй.

В белой зале далекой Варшавы
Вальс Шопена играл пианист.
Бой безжалостный, страшный, кровавый
Исчезал у подножья кулис.

Возвестили: «Победа! Победа!»
И заплакали, обнявшись, те,
У кого под зияющим небом
Расстреляли семью в темноте.

Он играет в салоне Шопена,
Но когда закрывает глаза,
Видит тех, кто из адского плена
Не вернется с победой назад.

Помнит день он, вокзалы, и поезд,
И на небе разорванный диск…
Эту горькую, скорбную повесть
Знает он под названием «жизнь».

Помнит он нежный взгляд материнский,
Непослушные кудри сестры,
Имена в унизительном списке
Всекрушащей фашистской игры…

Есть, конечно, герои-солдаты,
Жизнь отдавшие в смертном бою,
А есть подвиг немецкого брата —
За еврея он отдал свою.

В белой зале далекой Варшавы
Вальс Шопена играл пианист.
Был безжалостным бой и кровавым,
Были толпы рыдающих лиц;

Возвестили: «Победа! Победа!»
И заплакали, обнявшись, все.
Голубело весеннее небо,
Возвращая нам мир на земле.

Полдень спит над водой Ленинграда,
Ниспадая на крыши домов.
Полдень спит – ни война, ни блокада
Не смутят его праведных снов.

Как прицельно стреляет рука,
Как еврейская девочка плачет
Он не видит. Уродливый враг
Поглотить город праздничный алчет.

Полдень спит нерадивым ребенком,
А под ним простирается гладь.
В желтом доме голодный мальчонка
Обнимает продрогшую мать.

Каждый год замирает столица,
Страшный призрак приходит во мгле.
Искаженные, белые лица
Отражаются в черной воде.

я не ищу любви или блаженства:
случайны связи, рейсы, поезда;
мне кажется, без толики кокетства
любить способны только города.

идешь ли ты по мостовой парижа,
сидишь ли на ступеньках сакре-кёр:
всё, кажется – мосты, колонны, ниши
ведут с тобой любовный разговор.

и запах булочных, французских сигарет,
дыханье теплое приветливого ветра,
все будто шепчет нежное «je t’aime» 2 2 я тебя люблю ,
не требуя немедленно ответа.

ведь каждый город – это человек,
который с ним для нас навеки связан,
и я ищу – по песням и рассказам,
но только опоздавшая на век.

и я гуляю – улочки монмартра,
где он, казалось, был еще вчера,
и сигарету в урне у театра
оставила вчера его рука.

и на перрон лионского вокзала
приходят сотни разных поездов,
и вдруг в толпе мелькнёт (нет, показалось!)
высокий воротник его пальто.

и столько расстояний между нами,
что путь через сожженные мосты:
«j’étouffe» 3 3 я задыхаюсь шепча горячими губами,
ищу в случайных строгие черты…