Doctor Walther - Печатая шаг

Рассеется в запахе утренних трав…

О нет! Я не буду гадать на сегодня,

Я вымазан в саже, как жалкий кабан —

Я просто доеду до станции «Сходня»

И в залу войду, поиграть в кегельбан…

Я утром и вечером в муке тщедушной,

Забыв, опоздав, отмотав до угла —

Ты лучше меня, шебутного, не слушай:

Я быстро пройду сквозь поверхность стола,

И больше не буду усталым регентом,

Который сидит на зеленом диване.

Я, ты, и она – это всё реагенты.

Реакцию будем устроить мы в бане,

Втроем погрузившись в прохладную ванну

Размером три метра, а то и четыре —

И я агрессивен впоследствии стану

Совсем не такой, как сегодня в квартире…

Обрывочки мыслей возводятся нами

На пост-постамент панацеей от бед.

Вы правы – мы глупы. От вас мы узнали,

Что значит порой озаривший ответ…

И он отвечает достаточно скупо:

«А вы не пытались окошко открыть?»

Затем обещает нашествие трупов —

Нам некуда наши огрехи зарыть,

Трудами растёт пирамида из трупов!

Ведь так мы, возможно, достигнем Луны.

Убийство ведь было достаточно крупно —

Поэтому он приспускает штаны.

Ты хочешь укрыться под сводами кельи?

Возможно, ты прав – ни к чему горевать.

Вдруг вещи всцвели в середине апреля;

Что может гармонию нам даровать?

А в данный момент мне, наверное, больно.

«Чудак» – говорит он – «ты можешь дышать,

А ты повторяешься!» Словом, довольно!

Логичности не удалось избежать.

Но Africa Nova сказала «фигово» —

И я вспоминаю прошедшую муть:

От берега сучки бежали сурово,

Как странно, что я сочинил эту жуть…

Надменный немножко, чуть-чуть многобровый…

В это время верблюды, в пустыне рыдая,

(А их было штук семь или восемь,

И была с ними длинная палка литая —

Потому что настала уж осень,

И цветы отцвели, и листы полетели

Вдоль по знойной зеленой канаве…) —

Те верблюды стояли и очень хотели

Ниспослать состояние нафиг,

Что поплыл в отдаленье туманной порою,

В злом краю, где кордоны густые

Плотной сеткой легли на одно и второе,

Заглушая рыданья пустые…

А верблюды – как птицы в подветренном море! —

Горевали в печальном экстазе,

И однако весьма несомненно и вскоре

Потонул парафин в унитазе,

И возврата ему никогда нет оттуда,

И не будет отнюдь совершенно,

Потому что душа у живого верблюда —

Это время, и время нетленно!…

Если обить всю деревню войлóком

И вывинтить пробки из хмурых бутылей,

Он скажет, пригладив рукой чей-то локон:

«Ну, что? Неужели вы снова забыли?

Был день, и я шел по унылой пустыне.

Я шел по пустыне, зубами стуча —

Мне холодно было: пески уж остыли,

И только виднелась вдали каланча —

И та ведь упала, я помню об этом!

Остыли пески очень сильно с утра,

И я, только солнцем горячем согретый,

Бреду по пескам, хоть упасть мне пора,

И холод пронзает озябшие кости —

Совсем я разделся, но холодно все же:

Была каланча, как последний мой мостик

В тот мир, что приблизиться ближе не может,

А я всё иду… И лишь солнце случайно

Меня хоть немного в песках согревает —

Сейчас я наполню водой этот чайник

(Что – чайник?.. Бутылка, но только кривая!)

И выпью воды, на костре подогретой,

Но дров не найти – бесконечна пустыня;

Сижу я в пустыне, курю сигарету;

Пески все с утра так ужасно остыли…

Я плавки снимаю, и кепку снимаю,

Но холодно мне несмотря и на это —

А солнце все выше… Пески остывают…

Сижу на песке и курю сигарету…

А чайник нагреть мне никак не удастся —

Я пробую снова холодную воду;

Деревне бы хоть на пути мне попасться,

Увы… Не люблю я такую погоду!

Маячит мираж каланчи неупавшей,

Хоть точно упала она – я же видел!

Но снова мне день возрождает вчерашний

Пустыня… Гляжу, будто в гневной обиде,

На башню, которая раньше упала,

Но снова стоит флегматичным миражем —

И мне ничего от нее не осталось,

Ни камня… Ни звука… Ни голоса даже.

Лишь голос мой собственный стонет, как ветер,

Который я помню, которого нет здесь

Но мне безразлично – никто не ответит,

Никто не узнает всех ужасов-бедствий,

Что возданы мне… Я наполню лишь чайник,

И буду хлебать несоленую жидкость,

Которую выпил бы только случайно

Я, если бы не был и если б не жил здесь…

Еще полчаса… Ужасающий холод

Пронзает мне душу, хоть я еще молод,

Я будто расколот – остался лишь голод

И пульс в голове, будто огненный молот…

Пустыня! Кошмар наполняет мне душу,

И разум спастись в миражах уж не может —

Вот башня все ближе… Я вижу наружу,

И то, что внутри – взгляд конструкцию гложет,

И в башне, упавшей вчера на рассвете,

Я вижу финал моего перехода —

Я словно забыл о своей сигарете

И жду с нетерпеньем второго восхода,

Пески чтоб нагрелись… Я плавки надену

И чайник наполню водой несолёной,