Павел Кузнецов - Моя Сысерть. Том 1

Раньше бубликов не знали,
Но катались как, могли.
Санки сами собирали,
И летели в низ, с горы.

В детстве мы вступали в братство,
Клад неведомый ища.
Про подземное богатство,
Знали только ты и я.

Про подземный переход,
Под плотиной, да и в гору,
Знали все, куда ведёт —
Из Церкви, по косогору.

Ну, а дальше не известно,
Не нашли мы нечего:
«Вы ищите, – скажу честно, —
Клад же был – найдёшь его».

Там на горке, за лесами,
Вышка древняя стоит.
В землю вжата небесами,
Охраняет, сторожит.

Кто на лабаз не взбирался —
Тот, Бессоновку не знал.
Вид красивый открывался
С высоты на наш Урал.

Там, вдали по всей округе,
Расположились дома.
Вокруг горки в полукруге,
Тихой реченьки тесьма.

И высотками центрально,
Упираясь в небеса,
Выражаясь фигурально,
Вызывала чудеса.

От «Лебяжья» до «Поварни»
В дымке утренней зори
Возвращались с речки парни —
Со свиданья «рыбари».

Видно ночью на русалок
Приходили посмотреть,
А русалки из фиалок
Приготовили им сеть.

На Бессоновке, на взгорке,
Я стою и руки в ширь,
Как и крест стоит в сторонке —
Небывалый богатырь.

Дух и сердце наполняя,
Сердцем чувствую своя:
«Ты, Сысерть моя стальная!
Это Родина моя!».

На Поварне, у горы,
Пробиваясь средь теснины,
Ключик выбрался с норы,
Пробегая вдоль равнины.

А когда холера встала,
Люд валился на измор,
Вода из ключика спасала,
Тех, кто пил её из гор.

Вот за это, на пригорке,
Что народ тогда спасли,
Часовню строили на взгорке.
Живоносной нарекли!

Наш родимый Тальков камень!
Ты не знаешь глубины.
Образ мощный, многогранен,
Стены крепкие твои.

Словно замок в сказке чудно
Расположен на горе,
И дойти туда не трудно,
Если топаешь вскоре.

Через речку, по мосточку,
Шёл отряд из малышат,
И с вожатой по свисточку,
Только камушки шуршат.

Как поднимешься на горку
Открывается краса.
Вдоль отвеса, по пригорку,
Ты выходишь чуть дыша.

Словно к берегу швартую.
Сбоку стены, вниз плита
Уходила в гладь морскую,
Самодельного пруда.

Будто в порт мы окунулись,
Корабли лишь не стоят.
Сосны копьями взметнулись,
Пушки с башен не палят.

Кто-то вдруг поймал тритона.
Девки визгом залились:
«Где-то здесь живут драконы», —
Пацаны лишь напряглись.

Мы облазили все скалы,
Ничего так не нашли.
Значит там, в глуби порталы,
Вновь попрятались они.

На плите, под косогором,
Лагерь быстро возвели.
На лужайке, под пригорком,
Дружно съели, что смогли.

А потом под костерок,
Расположившись по кругу,
Шли рассказы под дымок,
Нагнетавшие испугу:

«Там в глубинах, среди скал,
В пасти чёрного дракона,
Клад неведомый лежал,
Охраняемый Тритоном».

За горою малый пруд,
Где река Габиевка,
Изливаясь воды прут
На Ильинский, с берега.

В живописнейшем местечке,
Расположившись вокруг,
На Габиевке, на речке,
Корпуса возникли вдруг.

Рядом заимка купцова,
Кожевенное ремесло,
Называлось Шевелёво,
В честь хозяина его.

Шкуры штучно закупали,
Мяли кожу, хром и юфть.
В чанах с дубом намокали,
Отжимали как-нибудь.

Сапоги из этой кожи
Расходились на ура.
Даже знатные вельможи
Прифрантились с вечера.

Щегольнуть перед другими,
Перед барышней своей.
Похвалялись дорогими,
Что б понравились-ка ей.

И недаром Шевелёвкой,
Звали заимку тогда,
Сам купец людей с подёнкой
Зазывал к себе всегда.

Стол накрыт, уселись люди.
Кто немного ест и пьёт,
Отпускал с едой на блюде:
«Восвояси пусть идёт».

Кто ел с жадностью и много,
Брал в работники всегда.
Сам следил за этим строго,
Знал: работник хоть куда.

И работал сытый парень
За себя и за двоих.
Кожу мнёт и весь проварен
В едких запахах, адских.

Для Поварни Воробьёвка
Было место частых встреч.
Здесь купец когда-то ловко,
Дачу выстроил и печь.

Малый прудик для купанья,
Лес кругом и тишина,
Мостик старый для нырянья —
В отраженье белизна.

Рыбка плещется у плёса.
Ручеёк куда бежит?
Лишь берёзонька белёса,
Одинокая стоит.

Вечер поздний, песнь лягушек
Раздаётся тут и там.
Отгоняя злобных мошек,
Пары ходят по кустам.

Здесь купаться собирались,
Порыбачить иногда,
Но бывало, в общем дрались,
Полупьяная орда: