Андрей Гармаш - По Этне гуляет

На звоночки лаконично

отвечает – ремесло.

Ну а то, что чуть цинично —

так ведь многим помогло!

Спички, флешки, соль, патроны

подвезёт младой брюнет.

А знакомые бароны

кинут средств на интернет.

Между трёх крестьянских улиц

ходит – ласков и матёр.

Окунёт коньки, блесну ли

он в любом из трёх озёр.

Поменять пора застреху,

пить зовут учителя…

Снова хочется уехать —

всё ж уездный доктор, бля.

Промелькнул багаж в дверном проёме

Спел мальчишка, да и был таков.

На порядок стало меньше в доме

ползающих невпопад носков.

Не скрипят под утро половицы,

под ногами молодых бродяг.

И никто в ответ не взбеленится,

коль твоё брюзжание в напряг.

Издавна младые остолопы

отрывались от своих распутств —

съездить в просвещённые Европы,

выбрать из науки и искусств.

Я свои исполню полномочья,

а когда устану от тоски,

полечу-ка в Вену – шляться ночью,

спорить и разбрасывать носки!

Пятьдесят гусей несутся клином

в средиземноморские края,

а внизу охотник с карабином

целится, дыханье затая.

Гуси в стаю прут,

как на премьеру —

промахнуться стало всё трудней!

Не судьба злодею-браконьеру —

захлебнулся мыслью от слюней.

А косяк всё множится спросонок…

И ему желаю я вдогон —

чтобы сотый маленький гусёнок

приземлился в заданный район.

Хорошо быть в жизни дедом,

ёбнуть рюмку за обедом,

закусить кусачим луком,

прокатиться к речке с внуком,

позвонить друзьям с футбола,

вздуть соседа-пиздобола,

съесть врачебную пилюлю

и пойти тихонько в люлю…

Самыми тихими буквами, плавными, как закат,

я поздравление это тебе пишу.

Под стук мяча познакомились лет десять тому назад,

тогда, когда каждый пытался помочь малышу.

Дети прилично выросли, глядят на отцов чуть вниз.

И мы незаметно стали слегка… плотней.

Судьба – кухарка неловкая, колотит жизни сервиз,

но речь я веду о тебе, а совсем не о ней.

Тут буквы слышнее становятся, как чайника раннего свист

в доме уютном, где даже печаль легка.

Забавно сыграть словами бы, но я не крутой лингвист,

мурчит то, к чему прикоснётся твоя рука.

Отсутствие суетливости – мудрость немногих дам,

особенно тех, кто умеет себя смешить.

Губы – чтоб самое важное про-из-нес-ти по скла-дам…

А уши для искренних слов – не для мокрой лапши.

И громкими главными буквами, буйной словесной волной,

как морем Эгейским стоит тебя окатить!

«Эгей!» заорать прочувственно, как гиппопотамы весной,

и радости сочные употребить ломти.

Полпорции запросто съедено. Желудок пока милосерд.

Обглодана курица юности до хрящей.

Закусим гарниром зрелости и стащим из кухни десерт.

Гарниры полезны, особенно из овощей…

Я посвятил тебе сына и книжку,

домик построил, хотя и не сам.

Мчался навстречу легко и вприпрыжку,

лишь бы погладила

по волосам.

К проруби часто привозят полозья —

можно туда ненароком вкатить.

Раньше спасала судьба за волосья,

не за что нынче меня ухватить.

Льну не к мальчишкам,

а к внучке с игрушкой,

чтобы побыть хоть немного добрей.

Нету волос на моей черепушке,

лысину гладит

мне лишь брадобрей.

Так без лохматости холодно коже…

Хочется лёжа в осенней траве,

словно собаке —

до боли,

до дрожи,

чуять ладонь на своей голове.

Когда, приняв ликёра рюмку за обедом,

твой муж присядет в кресло старое, зевая,

слегка укрой его, супруга, тёплым пледом —

пускай подремлет единица боевая.

И коль, умаявшись от длительных стараний,

жена устроится удобно на кушетке —

ты, благоверный, отодвинув бок бараний,

накинь на ножки плед немыслимой расцветки.

Усталым вечером в обнимку прикорнёте —

покров согреет ваши полторы персоны…

Под ним пусть хватит места в длительном полёте.

Да не продуют вас пассаты и муссоны!

«Сына подарила мне жена…» —

так писал отец когда-то маме.

А сейчас своей чудесной даме

сам ищу мужские имена!

Маленькая копия моя,

шаурмою свернутый кулечек

в этот день среди якутских дочек

брызнул струйкой маленький маяк.

Отыскавши в вечной мерзлоте,

накануне квасили капусту.

Скулы сводит сочною пелюсткой —

с детства очень любишь ты хрустеть.

Вероятно, кислая среда

для твоих бактерий благотворней…

Также помогли четверг и вторник,

впрок пошли ворчанье и еда.

Двадцать раз уже благодарю

тот сперматозоид лотерейный.

И живём мы, радуясь семейно,

каждый год зануде-ноябрю,

для того, чтоб, издали следя,

капнуть в круговерти непогожей

на твою обветренную кожу

капелькой австрийского дождя.

Нет смысла бежать вместе с собственным племенем

за новой добычей, что ждёт впереди.

И лучше не мчаться в погоне за временем,

а просто приятно его проводить…

Взяв целую мудрость, не быть

целомудренным,

и в гости беспечно «ходить» на такси.

Кусок отрезать не с попрёком напудренным —

нет, перцем посыпав, стакан закусить!

А яблоня тешится рядышком с яблоком,

корм будет в коня и иное зверьё…

Пусть в спорах волна будет бита корабликом,

и спорится дело любое твоё.

(вспоминая «Евгения Онегина» времен студенчества)

Щеглов Олег, преславный малый,

изрядный баловень судьбы,

любил украинское сало,

не выносил пустой пальбы,

и, хоть, залить не прочь в бокал —

судьбы поводьев не спускал,

живя при детях и жене

на Петроградской стороне.

Умея в будни торговаться,

ценя себя и в выходной,

он, встретив нужное богатство,

не падал ниц перед ценой.

Узнавши жизни номинал,

он слова «дорого» не знал.

Об ноги билось сто дорог —

но дорог был родной порог.

Ведомый матушкиным шахом

и братским матом часто вздут,

он ни с аллахом, ни с госстрахом

не согласовывал маршрут.

Его дворец был без гербов,

но мальчик не хотел в Тамбов,

скопив, хоть был не нумизмат,

там, где другим был шах и мат.

Он с наглым взором, с добрым нравом

колол невзгоды на шампур,

предпочитая всем приправам

солёных шуток каламбур.

Шёл он с улыбкой до ушей

туда, где гнали всех взашей.

Хоть дамы были без ума,

но любит он одну. Весьма!

Не обладанья лимузином —

а утром, в блеске зеркалов,

бритья совместно с длинным сыном