Марина Кацуба - Июнь

В ветра поток бесстрашно
Чайка нырнула, ищет
Пару себе и пищу:
Дикая жизни жажда…

Дикая жажда жизни.

Доедает в паутине паук в углу
Уходящий день, а новая луна – это ты.
Лучшая из лун, ты светишь на луг,
Сном питая светлым цветы.
Утром встанет солнце, и в тихий дом
Тени танцевать прилетят.
И ты с постели встанешь его лучом,
Теплым, ярким и зовущим закат.

Ночь простая, без снов, без запахов.
Утекла, душу не царапала.
Солнце встало за самой большой горой:
Это Бог говорит со мной.
Говорит, что миру пора светать.
Говорит: «Вставай, улыбнись цветам».
Первый луч ползет по моему лицу…
Бог говорит: «Дыши». Говорит: «Танцуй».

Жук расставил усики.
Мама моет персики.
В этой летней версии
Много смеха, музыки.
Солнце льется праздником,
Шмель уснул на кустике,
Спеют вишни-бусинки,
Кот соседский ластится.
Я иду исследовать
Путь пушистых гусениц.
Солнце в небе крутится,
Разливаясь светом в нас.

Вот тебе мои буквы без рубашки.
Построй для них башню.
Вот тебе мой вчерашний
День и план на завтрашний вечер.
Вот тебе мои плечи.
Сотки́ для них плед, дом, старость…

Береги мои буквы. Я старалась.

Я маюсь, брат, смотреть людям в лица.
Мне больно видеть, когда врут себе слепо.
Гляжу, молюсь: пусть рядом пролетит птица,
И станет глубже и сине́е небо.
И песня станет тоньше и светлей моя, чище.
И дождь на землю всю любовь выльет.
Бог сути в лицах не хранит и не ищет,
Бог ветром дует нам с тобой в крылья.
И облака живут внутри у нас, в легких,
И звезды в волосах звенят и ночь пьют…

Лети же, брат, в родной край или в далекий,
И каждым вздохом наполняй мир любовью.

Дети жгут танцпол дискотек,
Вечер пьян, горяч, разодет
И плюется в нас с неба звездами.
Я с трудом нащупав постель,
Пью, плывя в твоей красоте,
Что-то гуще любви и воздуха.
Я не чувствую вес костей.
Все закончилось: «я», «ты», «здесь»,
Все пустое, больное, острое.
Сердце – островом. Время – позднее.
И я тону в твоей красоте…
Я тону в твоей красоте.
Я тону в твоей красоте.

Назовем этот фильм «Пляж».
Откупорим концы вод.
Если хочешь меня – вот
Я и мой густой кашель.

Свет ведет за собой в сон.
И я не чувствую, что дышу.
Назовем этот фильм «Шум»,
Успокоенных небом волн.

В легких – дым. Я стремлюсь сгореть
И забыть про тебя и снег.
Назовем этот фильм «Свет»
И не станем его смотреть.

Давай, дорисуй занавески и угол комнаты.
Без гари, не резко, мазками, легко, инкогнито.
Я буду твой тонкий ток, твой далекий дом.
Я буду так тихо, как твой никотин. Цветок
В локтях моих спит, перекрытый льдом,
Бессмысленным льдом квартиры,
Простым мотивом, которым ты так ведо́м.
Давай, дорисуй рассвет. Занавески подняты.
Нас – нет, ты – рассеянный ветром, я – угол комнаты.
Обломками облака, комом из горла,
Твоим густым по́том, и злым, и искомым
Мы ждем, что настанет потом,—
Два вида простых насекомых.

Она говорит: «Привет», про погоду лепит.
Он жадно молчит. Молчит и роняет пепел.
Он знает, что есть ключи.
Они (остальные) пляшут, смеются, тонут,
Сливая пол с потолком, горизонт с бетоном,
И праздник из них торчит,
Как плохо обутый школьник на выпускной, и
Она говорит: «Ты умеешь любить без боли?»
Он курит и так молчит,
Что хочется обесцветить всю Рубинштейна,
Оставив гореть лишь прожилки на его шее:
«Люби меня, впейся, мчи».
Она выпивает белого и все мысли
И смотрит в глаза ему, смелая, близко-близко,
Пока официант кричит
О том, что закончились лето, вино и смена.
Он тихо сдувает с колен ее горстки пепла…
Он знает, что есть ключи.

Шебутная, ни заминочки
В бессистемной пляске ног,
Будни пьешь и витаминчики.
Август, будто носорог,
Загудел, проткнул к полуночи
Суету твою вином.
И плетут шальные улочки
В голове цветной венок.
Воздух гуще шерсти, кубарем
Мчишься в придурь и во флирт.

Это – юность. Не проспи ее.
Не простынь. Шагай, шали.

Куда ты к ней, самотек, фанера,
Она в любовницах у Бодлера,
И, верно, стреплет тебе все нервы,
Дней так четырнадцать поиграв.
Ей это влегкую: «Мой хороший,
Тебя на свете мне нет дороже,
Но ты теперь надевай калоши
И убирайся вон со двора».

Куда ты, мальчик, учил псалмы бы,
Ей либо весело-любо, либо
«Вы сударь, скинуться не могли бы
Забавы ради вдруг с этажа?».
Она расчесывает до крови
И из сердец себе башню строит.
Не страшно? Ну, тогда на здоровье:
Пляши на кончике у ножа.

Игра в игру, мой друг. Запомни правила:
В тот день, когда тебя я продырявила,
Запутала, закутала, ограбила,
Ты стал еще одной щепоткой гравия.

Тобой посыплют лед зимой бесстыжею.
И ты замрешь фигуркой обездвиженной,
Весь изнутри изношенный и выжженный.
Игра в игру: ты умер, друг. Я выжила.

Спать с тобой – пенопласт крошить.
Лучше совесть посторожу.
В уголке меня положи:
Головой к окну: не фэн-шуй.

Вот еще о чем попрошу:
Либо ты меня задуши,
Либо я тебя задушу.

Это страшно: прыгать с башни,
В белой, выцветшей рубашке
Нараспашку – бесшабашно —
Это страшно – падать с башни,
Слыть, как без вести пропавший.
К черту чашки, шашни, шашки —
В ад пускают без отмашки:
Прыгать с башни… Падать с башни.