Марина Кацуба - Июнь

Июнь – святой, июнь летит легко воздушным шариком.
Никто-никто на чудеса его не покушается:
Ни облака, ни я, ни абрикоса косточка.
Из полотна закат вдруг стал полосочкой.
Вдруг стал гореть, стучать в груди: живое, алое.
Июнь – тротил, его случайно в миг взорвала я.

Солнце с ливнем в сменах посуточно,
Дети курят сиги у булочной.
Вечер – кислый, желтый лимон.
Где-то лес, озера и лодочки…
Шум несет толпу в винно-водочный…
А ты лежишь красивый… И мой.

Собиралась втайне я
Летом на свидание.
Сшила платье матушка
C бисером по краюшку.
Говорила: «Глупая,
Счастье не отпугивай.
О любимом не поют,
Люди позавидуют».

Вмиг мечты разрушились,
На войну мой суженый
По весне отправился,
Где уж тут до зависти.
А затем пришел июнь,
И над его могилою
Ветер клонит травушку,
Травушку-муравушку.

Собиралась втайне я
Летом на свидание,
Сшила платье матушка
С бисером по краюшку…
Я ее не слушалась,
Я ее не слушалась.
И погиб мой суженый.
И погиб мой суженый.

Летнее время кро́шится солнцем в мел.
В детстве мне нравились нитки для макраме,
Пестрые гладкие нитки. Но кто я теперь?
И от чего мне не страшно быть с тобой откровенной?
Что я успела соткать из своей суеты?
Я просыпаюсь, боясь, что день будет пустым.
И нет, мне не нужен ты. Мне нужен новый стимул,
Мой собственный – мне впритык.
В рост не пошла, уходила вразнос и в грязь.
Падала носом, пьяно, дурно смеясь.
И платья рвались. И с небом терялась связь.
И завтра мне тридцать. Но вся ли дурь улеглась?
Помню, отец говорил мне, что возраст – мудр.
В чем моя правда? В намеренном поиске мук?
Жизнь моя – шум, жажда последнего утра.
Но я знаю о чем пишу. Я не знаю – кому.
Необходимо быть принятым, выверить хит.
А это, прости меня, слишком простые стихи.
Скучный рассказ проходимца. Мне легко быть плохим:
Другом и автором собственных панихид.
Но летнее время крошится солнцем в мел.
Чайка взлетает, а сердце садится на мель.
Так ответь же мне, кто я теперь?
И главное: кто я – тебе?

День и сам от себя озяб,
Весь в бродягу-ветер, никому нет дела.
Ну вот что мне с тебя взять,
Если утром тебе не больше, чем девять?
Ты танцуешь в луже, веселей щенка.
И глаза блестят, отражают зеркалом.
Ты смешишь меня, дергаешь за рукав,
Всю серьезность вытоптал, исковеркал.
Лето с инеем, вечер в шарф
Спрятал все мое прошлое, злое время.
Тебе – девять. И это и мат, и шах.
Мы смеемся как дети на переменах.

Снег в июне – хреново.
Я – больная на вид,
Меня вертит:
Ни билетов в кино,
Ни стихов о любви,
Только ветер.

Все слова как зажеваны,
Не в конце, не в начале,
В середине я.
Рифмы были желтые
Или алые.
Стали – синие.

Мне на мое место ты укажи жестом.
Мне не страшна жесткость, я все смягчу женским.
Мне бы чуть-чуть лести, звезд и стихов в косы.
Мне на моем месте все, что вокруг – воздух:
Новости, сны, числа… Пусто мне все, честно.
Но, если ты – мой, чистый, я не сойду с места.

Полусон, полуявь.
Сердцевина плода.
А я?
Ты? Тебе не захочется вплавь
В реку боли уже никогда.
Полубред, полуслов
Непонятный узор.
Тепло.
И тебе повезло. Ты не видишь углов.
Только облако, свет и простор.
Полутон, полутень,
Отбоявшийся зверь,
Надень
Это платье из ярких растений.
Ты свободна. Всегда и теперь.

Не искать судьбы, не терпеть, а жить
Детским смехом, горечью похорон.
Не купаться в сомнениях и во лжи.
И быть собою со всех сторон.
Не лениться верить. Уметь прощать
Улыбаться утру, сносить болезнь.
Выпивать стакан воды натощак
И встречать покоем любую весть.
Не кичиться тем, что сильней, смелей.
Принимать любовь. Отдавать любовь.
До последнего вздоха, в любой из дней
Дай мне Бог. Разреши мне, Бог.

Может, там у реки, за тенями берез,
Ждет тебя тишина, не снаружи – в душе.
Ты прошел сто дорог и пролил литры слез,
Все бежал, все искал, где есть жизнь хороше́й.
Вопрошал у крестьян, вопрошал у господ:
«Как мне жить хороше́й, без терзаний и мук?»
Угощали едой, гнали вон от ворот,
Стало ясно: ответ – он не дан никому.
Можно жадно копить, отнимая, давя,
Можно жертвенно падать и вечно хворать,
Попрекая других, будто сам в чем-то свят,
А можно прятаться в страсть, всех пуская в кровать.
Можно жечь дни, гореть, зная: смерть уж близка,
Можно шляться отшельником в вечных степях…
Каждый сам должен где-то ответ отыскать.
Так, может, там у реки, друг, ты встретишь себя?

Мне что лес, что степь,
Коль душа не здесь.
Не глядит на землю моими глазами Бог.
День ушел в испуг,
Вечер прян и туг.
Я молился бы, если б смог.
Я же бел как снег,
Рот мой сух и нем,
Время медленно, что река,
Протекает вдоль,
Разливает боль
В мое тело юного старика.

Никто из нас не свят,
Никто из нас не сыт,
Глаза у нас болят,
Бегут у нас часы.
И мы бежим, бежим,
Кусаясь за гроши.
Приученные жить
По очереди вши.

Покажи мне неба край, родненький.
Вдоль ключицы у меня – родинки.
Рассвятые, пресвятые угодники,
Как боюсь я посмотреть под ноги.

Покажи мне неба край, выверни
Наизнанку суть в моем имени.
Из меня и до тебя так все вынули,
Что и ты меня на шуточки выменял.