Игорь Шахин - Ангелы живут в аду

Сдается мне, сейчас такая каша везде заварилась! Не знаешь, с какого боку к ней подступиться, чтобы не обжечься. Вот тебе и «до мелочей продумано ЦеКаКаПеСеСе»… Вот такой расклад. К какому берегу прибиваться? Да и где они, эти берега, чтоб гранитные, а не так, чуть что и – подмыло? Мою лодку от берега еще в детстве, в пятьдесят восьмом, оторвало, когда за одну ночь памятник, что стоял в центре поселка, исчез, как его совсем и не было. А памятник не столб, его по обычной надобности не спиливают. И ладно бы только это…

Но когда чуть что названия городов менять стали, да портреты – один на другой, один за одним, дух перевести не давая, кто теперь узнает – где эта самая моя лодка?

Этот рейд, в отличие от предыдущего, неудачного, Ефимов готовил в тайне не только от речных служб, но и от сотрудников отдела. Он взял на себя функции, не свойственные руководителю его ранга: ездил на невзрачной лодчонке к тем местам, где чаще всего появлялись ловцы осетров, работал под начинающего рыбака: несколько раз побывал у причалов речного вокзала, переговорил вроде бы ни о чем с дежурными матросами, намекая вскользь на то, что, мол, непрочь бы купить икры, и те, не зная пока в лицо нового начальника водного отдела, кое о чем ему рассказали; покружил на лодочных станциях, якобы прицениваясь к разным модификациям лодок, и снова намекал на икру, и опять же собрал кое-какие крупицы информации.

В конце концов у него сформировалось твердое убеждение в том, что этот рейд надо провести утром, а не в ночь, как это делалось прежде, и не на служебных катерах, а на самых обыкновенных «казанках», припрятав в них по дополнительному мотору на случай погони. Три «казанки» кружили по Волге ранним утром, то устраивая сногсшибательные гонки, то, рискуя врезаться в медленно идущие теплоходы и самоходные баржи, проскакивали перед самым их носом. Мало кто из тех, кто наблюдал эту сумасшедшую пляску на воде, сомневался в том, что голые по пояс катальщики приняли накануне хорошие дозы горячительных напитков. Одна из лодок отделилась от общей группы и на высокой скорости направилась к песчаному берегу, к тому месту, где сидели два человека, вышедшие из кустов ивняка. Ефимов, неловко выпрыгнув из «казанки», разыгрывая из себя крепко выпившего человека, покачиваясь, направился к незнакомцам.

– Мужики, – прорычал он, приблизившись к сидящим, – «каша» есть?

Мужики смотрели исподлобья, недоверчиво молчали.

Поздно вечером накануне Ефимов наблюдал за этим местом в специальный прибор-бинокль, видел мертвенно зеленые тени кустов, людей и убедился, что снасти поставлены. И рано утром, прежде чем начать рейд, он рассматривал в мощный бинокль этот же участок берега и собственными глазами видел, как браконьеры вынули снасти, на которых метались три осетра. За время «катания» оперативников икра наверняка уже просолилась и покупатели оказались бы для рыбаков очень кстати. Но и на повторный вопрос об икре они продолжали молчать и смотреть исподлобья.

Ефимову ничего не оставалось делать, как подать сигнал остальным. Примчали еще две лодки, люди, вышедшие из них, разбрелись по зарослям в поисках рыбы, икры, запрещенных снастей. Поиски оказались почти бесплодными: ни снастей, ни икры, ни рыбы нигде не было, словно все это в воду кануло, да, собственно говоря, так оно и было. В рыбацкой лодке лежали обычные снасти и единственная зацепка для оперативников – темляк, стальной крюк для подхватывания осетра в воде, изготовленный конечно же не в квартире: его никелированные бока смешно отражали, растянув вширь до неузнаваемости, лицо Александра Валентиновича…

По пути в отдел Ефимов пытался разгадать причину этого столь тщательно продуманного рейда. Выкристаллизовывались две версии. По одной из них получалось так. что среди участников рейда у браконьеров есть свой осведомитель. По другой – браконьеры попались опытные, из тех, что в контакты «купли-продажи» вступают только с хорошо знакомыми людьми. Если верна вторая версия, то получалось так, что Ефимов, как неопытный мальчишка, просто-напросто опростоволосился, не сумев до начала рейда предположить подобный его исход. Но и первую версию отметать он не собирался, были для того основания, да и в большей степени она в данной психологической ситуации ему импонировала. Ефимов нарушил тягостное молчание сотрудников:

– Какие есть предположения?

– Упредил кто-то, – вздохнул следователь, пришедший в отдел совсем недавно.

«У дураков мысли сходятся!» – хмыкнул про себя Ефимов. Он еще разок поочередно прокрутил обе версии и остановился на первой, считая, что ничто в мире быстро не меняется. Штат водного отдела был сменен почти полностью, но и новые люди для него были таким же чистым листом бумаги, как если бы ему пришлось работать со старыми кадрами. Слишком мало прошло времени для того, чтобы можно было разобраться в коллегах, понять то, насколько каждый надежен, – люди-то были не каким-то особым призывом сюда собраны, а те же самые ребята из «времен застоя», которые, судя по характеристикам, имели такие достоинства, если это можно достоинствами считать: исполнительность, сдержанность, примерное поведение в быту. Попробуй тут разгляди человека за казенными словами служебных характеристик. Взять такой пример из его прежней работы: звонят из управления, называют паспортные данные неизвестного человека и указывают его вещи пропустить без досмотра. Спрашивается, чего здесь больше всего от получившего «задание» потребуется, – сдержанности, исполнительности?..

Ефимов прекрасно понимал, почему именно он – из нескольких кандидатур на эту должность – стал начальником отдела, понимал, что в равной мере на этом месте мог оказаться любой другой из кандидатов и что для них еще не потеряны шансы. У них наверняка тоже кто-то из родичей сидел в иерархии власти не очень низко. А родственная «повязка», взаимозависимость – в этом что-то было от тысячелетней традиции государства. И при чем тут идеологии? Но этим вопросом он не задавался.

Все теперь зависело от того, как он покажет себя на новом месте. Ефимов знал, что никаких подвигов тут от него не ждут, надо лишь добросовестно и профессионально выполнять свои обязанности и не лезть поперед батьки в пекло. А в качестве самосохранения – и Ефимов это впитал с детства – никогда не следовало использовать в личных целях служебное положение: и совесть не болит, и в семье покой. Икру и рыбу для себя он ни за что бы не взял – не оттого, что заботился о дальнейшей своей карьере. Если б заботился, то взял и принес бы под благовидным предлогом тому, кто выше рангом, просто надо было знать – кому и когда.

Брезгливость к подобным делам у Ефимова была что называется в крови. Его нечестность была другого рода: хотелось как-то выделиться, показать всем, и тем, кто доверил этот пост, что в нем не ошиблись, но реализации его замыслов мешали три обстоятельства. Они заметно тормозили активность Ефимова. Первое, завал в работе был такой, что разгрести его было трудно даже человеку с большим опытом. Второе, этого самого опыта катастрофически не хватало. Третье, неуверенность в достаточном профессионализме тех, с кем приходилось работать. А тут еще и гнусное чувство, возникшее после рейда: кто связан с браконьерами?