Магомед Ахметов - Снег идет в сердце моем

И земли аварской суровая горсть
Молитвой становится для меня.
И думаешь грустно: я, что ли, гость
Здесь, где каждая веточка мне родня?

А конь поднимается на Седло-гору,
На краю становится на дыбы —
И неважно, выживу я иль умру,
Никуда не денешься от судьбы!

А птицы летят себе и летят,
А цветы растут себе и растут.
И пусть прежние сны на меня глядят —
Главное, что я снова тут!

С именем твоим, Дагестан, горел мой вздох,
С именем твоим, Дагестан, пылал мой меч.
Мир стал кривым, но я выпрямился и не сдох,
Чтобы сберечь себя и имя твое сберечь.

А когда-нибудь я проснусь поутру
И пойму, за что мне удел этот дан:
Может, я когда-нибудь и умру —
Ты не умрешь, родимый мой Дагестан!

В маленьком городе снег большой,
Не зная моих утрат,
Идет – и я ему не чужой,
И он мне вроде бы рад.

Он светел, я тоже не лыком шит,
Но жизнь-то прожить сумей!
Так пусть этим снегом запорошит
Все беды страны моей.

Пусть мир избавится от грехов,
Не только я так хочу.
А снег – он справится, он таков,
Ему это по плечу.

В маленьком городе снег большой,
И вечер Отчизны мглист.
Но тот, кто был прежде покрыт паршой,
Как снег, становится чист.

А вечер смотрит такой лисой,
А свет уж в домах погас.
А по дороге поэт босой
Бредет, а рядом Пегас.

Он беден, но с музой накоротке,
Он так же, как снег, идет.
И даже в маленьком городке
Талант его не пропадет.

Осени поздней походка лисья,
Час тишины и грез.
Каплями солнца кажутся листья,
Падающие с берез.

Помню, как мне их держать удавалось
Не в ладонях – в судьбе.
А когда до зимы чуть-чуть оставалось,
Я, как письма, их слал тебе.

А теперь я снова брожу по роще —
И ни звука в ответ.
Дрожь одиночества чище, проще,
Чем этот осенний свет.

Мы все чураемся временами
Нежности горькой, звезд.
Но над бездной, которая между нами, —
Осени желтый мост.

Ничего терпеливей нет зимних ночей,
Разве лишь ночные стихи.
Снег великий идет, только он ничей,
И его молитвы тихи.

Солнце восходит, а дом одинок,
И становится сердце горой —
Нежной, снежной, порой сбивающей с ног
И дарящей цветы порой.

А про вьюгу великую я говорю
Потому, что люблю ее.
И опять Всевышнего благодарю
За морозное счастье мое.

Новогодняя ночь, а дождь идет проливной,
И угадай с трех раз,
что творится сейчас со мной?

Впрочем, даже не так:
угадай, что творится с нами —
Временами добрыми и злющими временами?

Дождик-то ладно:
можно спрятаться за дверьми —
Страшнее, что люди быть перестали людьми.

Белой ночи дыра, черных дел неуют,
И бутылка вина – за прощенье награда.
Нет же, нет, это не петербургский приют,
А гостиница нынешнего Ленинграда.

Не захлопнута дверь, не раскрыта тетрадь,
И поэты молчат, обозлясь и отчаясь…
Петербург, я нагрянул к тебе умирать.
Ленинград, я живым от тебя возвращаюсь.

Вот первый снег! Я восхищенным взором
Гляжу на двор, который обнесен
Скрипучим и сверкающим узором,
Похожим на волшебный детский сон.

Вот первый снег! Он все переиначит,
Вернет друзей веселых и подруг.
Но снег дрожит и, как ребенок, плачет
И смотрит недоверчиво вокруг.

Наутро он умрет, и станет жутко:
Придет еще пора зиме кружить,
Но первый снег – он словно Божья шутка,
Способная навек заворожить.

И жалко мне полет его кромешный,
Тишайший и беспомощный полет.
И этой хрупкой красотою нежной
Я буду жить всю зиму напролет.

Можно фиалковый мед от мигрени пить,
Можно спасаться календулой от простуд.
Но есть цветы, которых нельзя забыть,
И тем ближе они, чем дальше они растут.

Улыбаясь солнцу и умываясь росой,
Они делают этот мир чище, чем чья-то кровать.
Но любой влюбленный и даже любой босой
Ради праздного счастья готов их сорвать.

Брошенная женщина, прижимая их нежно к груди,
Рассказывает им сказки, как будто кудель прядет.
А они отвечают ей грустно: «Ты только жди —
И любовь – не такая еще! – придет».

Каплями крови на кладбище на руках вдовы
Они рассыпаны, но не дают тужить:
Смерть постылая – что же, пришла, увы,
Но жизнь продолжается, и, стало быть, надо жить.

Грош бы цена им, когда бы цвели в аду,
Но, видно, они лишь и держат грешную твердь.
Роза ль, шиповник ли – все они в райском саду
Жизни, в конце которой следует смерть.

Как не любить облака,
Плывущие издалека,
Чтобы в своих узорах
Запечатлеть века!
Созданные тишиной,
Они плывут надо мной —
И согревается сердце
Холодной жизни земной.
Добрый умрет и злой,
Все порастет золой,
А они все будут кружиться
Над моей родимой землей.
Они, как всегда, в тени,
Но спрашивают они:
Будут ли в жизни напрасной
И темной ясные дни?
А облака спешат
Куда-то и нас смешат,
Но облака свободны —
Ты лишь к земле прижат.
И нам не столько жена,
Свобода больше нужна.
Она куда сокровенней —
Забывчива и нежна.

Летят, летят облака,
Их строфика так легка,
Что рифмы твои способны
Забыть тебя, дурака.
Ладно, жизнь моя нелегка,
Но спасут меня облака.
И не сможет уже подняться
На Отчизну врагов рука.
Что бы ни случилось со мной,
Будет все хорошо со страной.
И останется Родина вечной,
Вечно солнечной, не ночной.

Мне ничего не надо. А цветы
Пусть плачут себе желтыми слезами —
На то и осень, чтобы возвращать
Измены, и предательства, и верность.
А уж любовь пусть так себе уходит —
Могла бы лучше и не приходить.

Мне ничего не надо. И тебя
Не надо тоже. Ты ведь тоже мудрой
Успела стать – не к славе и музыке
Ты тянешься теперь, а лишь к могиле,
В которой нету высохших чернил,
Чтоб описать, как ты меня любила.